Пусть простить меня невозможно + бонус - стр. 19
– Видела и что? У нее папок гора целая была.
Голос Софьи Андреевны звучал тише, чем голос Али.
– Ага. Ей мужа, который в сыновья годится, мало, решила внучка себе заграбастать. Коленками перед ним сверкала. Что они в ней находят?
– Глупости, Аля! У Оксаны Владимировны прекрасные отношения с мужем.
– Ну да, ну да. Одного не пойму, как у них стоит на таких вот старух. Вы видели ее муженька. Лет на десять младше… красавец. Я перед ним и так, и так. Даже туалет случайно перепутала, колготки в мужском поправляла, чтоб он увидел и… ну там бы прям и отдалась… а он на старушку свою смотрит. Может, она привораживает их? Что они в ней находят? И новенький этот. Красавчик. Я ему свой номер телефона дала, а он ей кофе в кабинет таскает.
– Тебе Игорь понравился? Что за ревности?
– Понравишься тут. У меня столько денег нет, чтоб к себе под юбку его заманить.
Я резко открыла стеклянную дверь, и моя секретарша тут же смертельно побледнела.
– Принеси мне мои права со стола.
Аля тут же быстро закивала и побежала ко мне в кабинет. Когда она их принесла и протянула мне, я спрятала права, поблагодарила ее и тихо добавила:
– Ты уволена.
– Оксана.. Владимировна…
– Пошла отсюда! Вон!
Развернулась на каблуках, медленно выдыхая, и пошла к лифту, нажала на кнопку вызова.
– Вы уже домой? – стоит рядом, переминается с ноги на ногу с зонтиком в руках. – Там дождь, а вы без зонта.
Он меня раздражал. Нет ничего отвратительней чьей-то назойливости. Особенно мужской, особенно, когда мужчина совершенно не нравится, особенно, когда любишь до дрожи другого и мечтаешь быстрее оказаться под ним, чтобы орать его имя и царапать ему спину.
– Вы задержались.
– Да, так получилось, работал над проектом.
Улыбается и зонтик свой в руках вертит. Вышли из лифта, прошли через холл и едва оказались на улице, он открыл зонт у меня над головой.
– Я проведу вас к машине.
– У нее личное такси…
Вздрогнула и резко обернулась. Сердце зашлось от радости, от удивления, и дух захватило от адской смеси возбуждения и восхищения.
Он сидел на моте. Все еще такой же молодой, в кожаной куртке с зубочисткой в зубах с влажными волосами. Низ живота тут же скрутило требовательным и жестоким спазмом похоти. Голой, грязной. Я представила, как отдаюсь ему прямо на этом мотоцикле, и стало нечем дышать. И взгляд исподлобья злой, бешеный. С возрастом стал страшнее, как у волка матерого.
– Иди, мальчик, домой и зонтик свой прихвати, чтоб я не засунул его тебе в задницу.
С мота не встал, просто смотрит на Игоря так, что тот тут же словно меньше ростом стал, словно стушевался весь. Зонтик прикрыл и, ничего не ответив, засеменил к остановке. Мой бешеный мальчишка. Ревнивый, сумасшедший, дикий.
Руслан, осмотрев меня с ног до головы, скомандовал.
– Садись.
– Там моя машина…
– Я сказал, садись!
Влезла на мотоцикл и с наслаждением обхватила его торс руками, чувствуя, как замирает сердце и бешено бьется в висках.
Остановился на крутом повороте, где тропинка уходит в лесопосадку, свернул с нее и остановился между густо посаженными деревьями, слез с мота и меня сдернул, к себе развернул за плечи, сдавил их цепкими пальцами.
– Кто это, мать его? Что за смертник?
– Тшшш. Ты чего? Мальчик. Айтишник.
– Лезет к тебе?
А у самого глаза зло сверкают, и желваки на скулах играют. Какой же он красивый, когда такой ревнивый и бешеный. Сразу чувствуешь себя безумно привлекательной, роковой красоткой, от которой мужчины с ума сходят… да и плевать на множественное число. Мой сходит с ума, и это сводит с ума меня саму.