Пусть плачут мужчины - стр. 2
Ольга. Ну и пусть… (С обидой). На себя бы посмотрел!
Плахов. Да не расстраивайся ты так.
Ольга. (Переставая плакать). Теперь опять придется на швейной фабрике горбатиться.
Плахов. А чем тебе там плохо?
Ольга. Пусть верблюд вкалывает. Он все равно уже горбатый.
Плахов. Да не злись ты! Это не последний в твоей жизни конкурс. На следующем победишь.
Ольга. А ты руки мои видел?! На, потрогай! Чувствуешь, мозоли? Разве такие руки должны быть у красивой женщины? А чем я виновата, что мои папа-мама не олигархи? Нарожали в свое удовольствие, наплодили нищету, ни одеть-обуть, ни прокормить не могут.
Плахов. Ну и молодец, что на шее у родителей не сидишь.
Ольга. Дура я набитая! Был реальный шанс красиво пожить – и тот упустила. А кто мы такие, красивые женщины? Бабочки-однодневки. Утром цветем, к вечеру блекнем.
Плахов. Все там будем!
Ольга. Откуда ты на мою голову взялся, такой умный?! Ты кто?
Плахов. Из газеты.
Ольга. (С подозрением). Писать будешь?
Плахов. Угадала.
Ольга. И фотоаппарат у тебя… Ты меня уже снять успел?
Плахов. И не только тебя.
Ольга. Значит, завтра в газете появится моя фотка? И подпись под ней, что-нибудь вроде «поверженная в прах»?
Плахов. Зачем же ты так…
Ольга. Ну и пусть! Мне уже все равно. Я жить не хочу… (Опять начиная плакать). А если фотка появится, так и знай – отравлюсь. Даже и ждать не буду, сегодня же вечером таблеток наглотаюсь. И записку оставлю: «Прошу в моей смерти винить журналиста…» Тебя как по фамилии кличут?
Плахов. Плахов.
Ольга. «Журналиста Плахова». Пусть моя загубленная юная жизнь будет на твоей совести. И все об этом узнают!
Плахов. Истеричка!
Ольга. Сам дурак!
Плахов. Не говори ерунды. Вот, видишь, что я делаю?
Убирает из фотоаппарата снимки.
Ольга. Все равно отравлюсь!
Плахов. Делай что хочешь. Только не реви. Слезами горю не поможешь, а морщинки наживешь. Смотри, одна уже появилась!
Ольга. (Испуганно). Ой, правда?! Где? У тебя есть зеркальце?
Плахов. Извини, забыл дома.
Ольга. Где же здесь зеркало? Да что же это такое, ни одного зеркала кругом, как в тюрьме!
Гаснет свет.
Когда свет зажигается вновь, действие происходит в квартире Плаховых. Матвей Плахов и Мария сидят на диване. Он просматривает газеты, она вяжет.
Плахов. (Раздраженно отбрасывает газету). Порой мне начинает казаться, что весь мир сошел с ума.
Мария. А не может так быть, что с ума сошел только ты?
Плахов. У меня не то настроение, Мария, чтобы смеяться над твоими шутками.
Мария. Что случилось, Матвеюшка?
Плахов. Первые, первые, первые! О них только и говорят. Чемпионы, победители, герои… Даже вторые забыты, не говоря уже об остальных. Все слышали о полярном исследователе Нансене, но кто назовет имя того бедняги, который скитался вместе с ним полтора года во льдах Арктики?!
Мария. Твое сердце, воспитанное на коллективистских началах, восстает против этого?
Плахов. Да, я против канонизации избранных одиночек.
Мария. Ты бы хотел причислить к лику святых последнего бродягу?
Плахов. Да, за то, что он страдал при жизни.
Мария. И к чему бы это привело? К царству божию или коммунизму?
Плахов. Не пойму, к чему ты клонишь?
Мария. (Примиряюще). К тому, чтобы ты меня поцеловал.
Плахов. Оставь, Мария! Мы говорим о серьезных вещах, а ты пристаешь ко мне со своими глупостями. (Подает ей газету, которую до этого читал). Лучше взгляни сюда.