Пурпурный рассвет. Апогей - стр. 54
- На столы их. - Воеводов, чуть хромая, отошел в сторону.
Эксархидис задергался, но быстро угомонился, получив тычок стволом в почки. Нуклиевцев уложили на холодные столешницы, руки и ноги притянули широкими монтажными стяжками.
- Все, свободны, дальше я сам. - Вадим подошел к Пимону и подождал пока дверь захлопнется за последним охранником.
- Что информация тебе нужна, да? - Эксархидис оскалился, пытаясь скрыть страх.
- С чего ты взял? Просто хочу поиздеваться. - Придвинув стойку капельницы, Воеводов проверил пакеты с физраствором и вколол в них несколько ампул.
- “Сыворотку правды” хочешь ввести? - Пимон старательно изображает браваду, но тело не обманешь - глаза, трясущиеся и побелевшие губы, учащенный пульс очень явно выражают испытываемый ужас. Есаян, лежащий на соседнем столе учащенно дышит и молчит.
- Смешно. - Холодно и безэмоционально сказал Вадим, снимая колпачок с иглы и приближаясь к распластанному Эксархидису. - Это “коктейль”, чтобы ты не отключился и не умер от потери крови раньше, чем я посчитаю нужным. А это будет очень нескоро.
Проведя пальцем по вене на руке Пимона, Воеводов воткнул иглу и закрепил пластырем.
- Будешь дергаться, я тебе связки на локте и подмышке первым делом перережу. - Обыденно, словно делая заказ в кафе, сказал Вадим.
- Послушай. - Напускная смелость Эксархидиса улетучилась. - Я знаю очень много секретной информации. Я могу быть полезен. Расположение общин, каналы связи, пути снабжения, да до фига чего. Убивать меня глупо и не логично, ты, как военнокомандующий, должен это понимать. Оставь меня в камере как осведомителя, живым от меня больше пользы.
- А с чего ты взял, что мне что-то нужно? Ни-че-го, абсолютно. Хотя нет, я соврал. Мне нужно чтобы ты страдал. Чтобы почувствовал такую боль, которую и представить себе не мог. Чтобы Ад Данте показался тебе детским развлекательным парком. - Воеводов взял хирургические ножницы и несколькими быстрыми движениями срезал всю одежду с Эксархидиса.
Пимон заскулил, от бывшего грозного начальника “Рассвета” ни осталось и следа. На столе лежит жалкий, трясущийся от страха человек. Кожа от холода в помещении побелела, колени дрожат, заставляя весь стол ходить ходуном, гениталии сжались и сморщились.
- Блин, чуть не забыл. - Вадим подошел к Есаяну, усилием повернул его голову на бок, так чтобы он смотрел прямо на Эксархидиса. Наклонившись прямо к уху бывшего главы “Зари”, Воеводов прошептал. - Закроешь глаза, я тебе веки отрежу.
Пимон заплакал, в голос, с надрывом. Из ноздрей полезли пузыри соплей. Губы неразборчиво зашептали, то ли молитвы, то ли мольбы. Воеводов, бросив, презрительный взгляд на нуклиевца, взял медицинский скальпель и подошел к ступням пленника.
- Ну что, начнем?
Холодная сталь прикоснулась к промежутку между большим и вторым пальцем на ноге. Все здание разорвал протяжный и надрывный крик.
22.48 по московскому времени
Стерев пот со лба, Вадим посмотрел на резиновые перчатки, перепачканные кровью.
“Надо бы сменить, и умыться не мешает”.
Тяжелый запах, отдающий железом, пропитал всю одежду и въелся в кожу. То, что когда-то было Пимоном Эксархидисом, больше похоже на работу опытного мясника-обвальщика. Тяжело вздохнув, Воеводов медленным ленивым шагом пошел к трясущемуся Есаяну, который за всю экзекуцию не произнес ни звука. Топ, звук ботинка по кафелю. Топ, второй шаг. Авак зажмурился. Каждый “топ” - звук приближающейся неизбежной смерти, адских мучений и пыток. Есаян больше всего хотел умереть прямо в это мгновение, от чего угодно: от сердечного приступа, от инсульта, да хоть от чумы, лишь бы не видеть перед собой этого демона в человеческом обличье. За службу начальником исправительной колонии он успел насмотреться всякого, одним из любимых развлечений было лично принимать участие в пытках и унижениях заключенных. Но он никогда не думал, что окажется по другую сторону. И Воеводов… То с каким безразличием и спокойствием этот монстр разделывал, вытягивал по одной связки, отрывал мышцы от костей, снимал кожу, ввергало в первобытный ужас. Вопли и судороги Пимона не вызвали вообще никакой реакции, ни одна мышца не дрогнула на этом высеченном из камня лице. Обычные люди даже муху убивают с большим сочувствием. И вот он приближается. Тот же отрешенный взгляд пустых глаз, фартук, залитый кровью, и безэмоциональное лицо.