Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942 - стр. 45

Командиры зенитных орудий побросали на землю свои недокуренные сигареты и не спеша направились к своим зениткам.

– Пошли! – сказал я Дехорну, вылезая из машины, и захлопнул за собой дверцу. Он соскользнул с заднего сиденья и закинул за спину свой вещмешок. Мы направились к ближайшей 88-мм зенитке.

Ее дуло было наведено на амбразуру дота слева от разрушенного моста. Командир орудия посмотрел на часы.

– Одна минута!.. Тридцать секунд!.. Пять секунд!.. – Он поднял руку. – Одна секунда!.. Огонь! – Его рука резко упала вниз. Раздался выстрел.

Все напряженно всматривались в дот. Первый снаряд почти попал в цель. Возможно, он ударил на ширину ладони выше амбразуры, однако взрывом сорвало маскировочное покрытие с вражеской бойницы. Этот выстрел «нашей» 88-мм зенитки был одним из сотен других выстрелов. Повсюду гремело и грохотало. Небо над холмом, где мы стояли, озарилось вспышками орудийных выстрелов, а земля задрожала под нашими ногами. Листья на кустах трепетали при каждом резком залпе орудий, а пороховые газы клубились над высокой травой. Воздух наполнился оглушительным грохотом, сокрушительная лавина огня обрушилась на деревню Гомели и на оборонительные сооружения по другую сторону от водяного рва.

Зенитка, около которой мы стояли, посылала выстрел за выстрелом свои убийственно точные снаряды в бойницы дотов. Однако даже в этом адском грохоте можно было различить глухое уханье «Толстушки Лины», которая вела огонь по большому доту слева от перешейка. Остальные доты находились под обстрелом 211-мм мортир, в то время как 105-мм гаубицы («18» и «18/40»), 150-мм пехотные орудия (гаубицы «18» и пушки «39») и дальнобойные 105-мм пушки «18» накрыли своим плотным огнем деревню Гомели и позиции в тылу противника.

Ярко вспыхнули первые деревенские избы, от прямого попадания они разлетались в разные стороны. В воздух со свистом взлетали камни, земля и бревна. Деревня Гомели дом за домом планомерно стиралась с лица земли. Мы увидели фигурки красноармейцев, выбегавших из горящих домов и замертво падавших на деревенских улицах. Трудно было даже представить себе, что кто-то в деревне сможет пережить этот сокрушительный, смертоносный обстрел. Безостановочно грохотали наши тяжелые 211-мм мортиры «18», обрушивая снаряд за снарядом на вражеские доты из стали и бетона. Но каким-то чудом они все еще продолжали стоять. В течение часа наша артиллерия вела массированный огонь по укреплениям линии Сталина, в то время как наша хорошо замаскировавшаяся пехота ждала своего часа.

Ровно в пять часов утра наводчики подняли дула своих орудий немного выше. Затем с неослабевающей интенсивностью они продолжили стрельбу, но теперь по второй линии обороны противника. Снаряды с воем проносились над головами бойцов наших штурмовых групп, когда солдаты 9-й роты Титьена и 10-й роты Штольце бросились вниз со склона холма и устремились к большому лугу, простиравшемуся до самой деревни. Уже через несколько минут они были в пылающей деревне. Сотни пар глаз пристально наблюдали за их продвижением вперед. 11-я и 12-я роты пока еще оставались в резерве.

– Пошли, Дехорн! – сказал я. – Теперь наше место в деревне!

Мы сбежали вниз с холма, пересекли равнинный участок и оказались у въезда в деревню. Над нашими головами засвистели пулеметные очереди, пули повсеместно поднимали фонтанчики пыли. Насколько мы могли судить, все вражеские доты имели более или менее серьезные повреждения. Но очевидно, некоторым из них удалось пережить обстрел, и теперь они вели огонь по нас. Мы пригнулись, пробежали несколько шагов и спрыгнули в придорожный кювет. Черный густой дым клубился над горящей деревней, заволакивая весь перешеек. Он висел над обоими озерами и окутывал упорно сражавшиеся вражеские доты. Когда на мгновение дым рассеялся, мы увидели, что бой все дальше и дальше смещается к выезду из деревни и концентрируется вблизи разрушенного моста.