«Птицы», «Не позже полуночи» и другие истории - стр. 49
Он был явно растерян и сбит с толку. Я мог ему только посочувствовать, но понятия не имел, чем помочь. У меня не было при себе никаких лекарств, кроме пакета первой помощи и пузырька с аспирином. Если у больного жар, аспирин мог сбить температуру. Я вынул аспирин из рюкзака и отсыпал мужчине в ладонь горсть таблеток.
– Попробуйте ему дать. Это может помочь.
Он знаком поманил меня в дом:
– Послушай, дай ему сам.
У меня не было особого желания заходить внутрь и наблюдать агонию какого-то хозяйского родича, но соображения гуманности перевесили. Я последовал за хозяином. У стены стояла кровать на козлах; на ней под двумя одеялами лежал человек с закрытыми глазами. Он был бледен, небрит, черты его лица заострились, как бывает у тех, кому недолго осталось жить. Я подошел и взглянул на него. Он поднял веки. Какое-то мгновение мы, не веря себе, смотрели друг на друга. Потом он улыбнулся и протянул ко мне руку. Это был Виктор…
– Слава тебе господи, – прошептал он.
От волнения слова застряли у меня в горле. Виктор жестом подозвал хозяина и стал что-то ему втолковывать на местном наречии – очевидно, объяснял, что мы старые друзья. Хозяин как будто понял, успокоился и вышел, оставив нас вдвоем. Я молча стоял у кровати Виктора, держа его руку в своей.
– И давно ты в таком состоянии? – спросил я наконец.
– Пятые сутки. Плеврит разыгрался. Обычная моя хворь. На этот раз посильней прихватило. Старею.
Он снова улыбнулся. Я видел, что он смертельно болен, но в моих глазах он мало изменился – это был все тот же, прежний Виктор.
– А ты, судя по всему, преуспеваешь, – сказал он, продолжая улыбаться. – Вид у тебя вполне сытый, гладкий.
Я спросил, почему он перестал мне писать, как прошли для него эти двадцать лет.
– Я от всего отрешился. Как и ты, наверно, только на свой манер. Плыву по течению. В Англии не был со дня отъезда. Что ты там держишь? – спросил он.
Я показал ему аспирин:
– Боюсь, это мало поможет. Вот что я предлагаю: я останусь здесь на ночь, а с утра первым делом договорюсь с хозяином, найму пару крепких ребят, и вместе мы тебя транспортируем в долину.
Он покачал головой:
– Пустая трата времени. Мне крышка. Я знаю.
– Чепуха! Тебе нужен врач и нормальный уход. Здесь это организовать невозможно. – Я оглядел помещение, плохо освещенное, душное.
– Да не заботься ты обо мне. Есть кое-кто поважнее.
– Кто же?
– Анна. – И пока я оторопело молчал, не находя слов, Виктор добавил: – Она по-прежнему на Монте-Верита.
– Ты хочешь сказать, что она так и осталась там? В монастыре?
– Ну да. Поэтому я здесь. Бываю регулярно, раз в году – с тех самых пор. Ты забыл? Я же писал тебе, сразу после войны. Живу на побережье, в рыболовецком порту, там тихо, спокойно. И каждый год, в одно и то же время, поднимаюсь сюда. Нынче вот припозднился из-за болезни.
Все это было невероятно. Что за существование – двадцать лет одиночества, без друзей, без интересов… Месяцами ждать, пока придет час очередного безнадежного паломничества…
– Ты хоть раз ее видел? – спросил я.
– Нет.
– Ты пишешь ей?
– Каждый год. Пишу заранее, письмо беру с собой и оставляю у стены, а на другой день прихожу за ответом.
– И твое письмо забирают?
– Всегда. На его месте я каждый раз нахожу плоский камень. И там чем-то острым нацарапано несколько слов. Я уношу все эти камни с собой. Их уже много накопилось. Лежат дома у меня, на побережье.