«Птицы», «Не позже полуночи» и другие истории - стр. 43
– Для чего? – тихо спросил Виктор. – Цель какая?
– Вернуть Анну и освободить всех, кто там есть. Не дать калечить людские судьбы.
– Мы же не крушим монастыри по всему свету. А их ведь сотни.
– Это не одно и то же, – возразил я. – Монастырь – организованная общность верующих. Монастыри существуют с незапамятных времен.
– Монте-Верита, вероятно, тоже.
– Но как они там живут? Чем питаются? Что происходит, когда они болеют или умирают?
– Не знаю. Я стараюсь об этом не думать. Помню только ее слова: она нашла наконец то, что искала, и счастлива. И я не хочу разрушать ее счастье.
Потом он смерил меня недоуменным и в то же время проницательным взглядом и заметил:
– Мне странно слышать все это от тебя. Ты должен бы лучше меня понимать, что́ движет Анной. Горная лихорадка у тебя всегда проявлялась сильнее, чем у меня. Кто, как не ты, в дни нашей молодости витал в облаках и читал мне стихи:
Помню, как я встал, шагнул к окну и стал смотреть вниз, на туманную набережную. Я ничего не ответил Виктору. Его слова больно задели меня. Что тут скажешь? В глубине души я знал, почему мне так ненавистна вся история с Монте-Верита и почему я охотно стер бы это место с лица земли: потому что Анна нашла свою Истину, а я нет…
Разговор этот между мною и Виктором стал если не водоразделом, то по крайней мере поворотным пунктом в нашей дружбе. Каждый из нас прошел свой земной путь до половины. Виктор вернулся в Шропшир и позже написал мне, что намерен передать свое имение племяннику, который еще учится, но ближайшие несколько лет будет проводить каникулы у него, чтобы на практике со всем познакомиться. О собственных планах он не распространялся, не хотел ничем себя связывать. В моей жизни тоже происходили перемены. Рабочие дела сложились так, что мне пришлось на целых два года уехать в Америку.
Вскоре, однако, привычный мировой уклад полетел вверх тормашками. Наступил тысяча девятьсот четырнадцатый год.
Виктор сразу же записался добровольцем. Думаю, служба в армии показалась ему желанным выходом. Возможно, он надеялся, что на войне его убьют. Меня призвали много позже, когда истек срок моего контракта в Штатах. Для меня это отнюдь не был желанный выход, и я еле дождался конца ненавистной службы. Пока шла война, Виктора я не видел: мы сражались на разных фронтах и не встречались даже во время отпуска. Однажды я все же получил от него весточку. Он писал:
«Наперекор всему я сумел выбраться на Монте-Верита, как обещал. Заночевал у старика в деревне и на другой день поднялся к вершине. Там ничего не изменилось – по-прежнему все мертво и немо. Я оставил под стеной письмо и весь день ждал напротив, глядя на монастырь и чувствуя, что Анна где-то близко. Увидеть ее я не надеялся. Назавтра я пришел опять и, к моей радости, обнаружил ответное письмо. Впрочем, письмом это едва ли можно назвать. Просто несколько слов, нацарапанных на плоском камне. Наверное, это их единственный способ общения с миром. Она писала, что здорова, полна сил и совершенно счастлива. Передавала мне свое благословение и тебе просила передать. Просила о ней не беспокоиться. Вот и все. Я, можно сказать, получил весть с того света, как на спиритическом сеансе, и должен этим довольствоваться. Если уцелею на войне, то скорее всего уеду из Англии, поселюсь где-нибудь поближе к ней, даже если никогда больше ее не увижу и ничего о ней не узнаю – разве что получу раз в год несколько слов на камне.