Птица у твоего окна - стр. 32
Великолепная картина грозы с белыми и огненными зигзагами молний, бушующих над съёжившейся, затихшей маленькой, темной деревней.
Прекрасные оттенки моря, сурово бьющегося о мрачные древние серые скалы, на которых высится древний замок с единственным огоньком в башне.
Страдающий, изможденный старик над восковым, бледным лицом умирающего сына.
Сидящая у зеркала и смотрящая на свое отражение, полунагая с алебастровой кожей и водопадом льющихся волос, девушка.
И множество других образов и сюжетов – всех их невозможно было бы перечислить, их нужно осматривать тщательно и долго, получая истинное наслаждение, испытывая праздник души.
Несмотря на то, что Таня смогла лишь охватить глазами, вобрать в себя лишь часть всего этого великолепия, оно уже плеснуло в её душу, заставив её запеть, заставило содрогаться её сердце, ликовать каждую клеточку тела. Когда она, наконец, опомнилась, то переполненная трепещущим радостным чувством едва не задохнулась, тихо взялась за сердце и легонько присела на краешек стула. Только тогда она вспомнила об Антоне, застывшем у дверей, чуть улыбающемся, довольном произведенным на девушку эффектом от его работ.
– Так вы художник! – вырвалось у Тани.
– Ну, это может быть громко сказано! Просто занимаюсь живописью в меру сил, – сказал Антон, усаживаясь в скрипучее кресло, напротив.
– И все это вы сами нарисовали? – спросила впечатлительная Таня.
– Практически все эти картины написаны мной, за исключением тех, что стоят в углу, их недавно подарил мне мой друг Володя, и я ещё не придумал, куда их повесить. Вам очень понравилось?
– Понравилось – не то слово, – смело сказала Таня. – Я просто очарована ими. Такого искусства я еще никогда не видела.
– Танюша! Давайте перейдем на "ты", так нам будет проще общаться, – вдруг предложил Антон.
Таня кивнула, не придав этому большого значения.
– Таня, разве ты не была в музеях, выставочных залах? – спросил Антон.
– Практически нет. Из города мы только дважды выезжали на экскурсию. Но я люблю живопись, у меня есть репродукции некоторых художников, чьи картины производят на меня впечатление. Кого? Семирадского, Врубеля, Васнецова, Куинджи, Рериха, Глазунова, Шагала, например, ну, еще, иконопись Андрея Рублева. А также, конечно, западных мастеров-классиков. Но, здесь… я отчетливо увидела все наяву, это заставило меня так переживать, что передать трудно…
– Я все и так вижу и, очень рад, что тебе понравилось. Ты немного не похожа на других, раз искусство способно тебя волновать. А ведь это только мое искусство, оно еще не так совершенно, а если бы видела работы моих друзей …
Таня рассматривала картины, прохаживаясь по комнате, что-то говорила, находясь под впечатлением, а Антон не спеша комментировал сюжеты полотен, наблюдая за девушкой, такой трогательно очаровательной, что у него защемило сердце. Он вдруг понял, что видит перед собой чистую, светлую душу. Она открыта для всего – дружбы, любви, творчества.
Рассказывая о своих работах, он уже явственно представлял, как у нее может сложиться судьба в этом мире. Особенно, если такая душа неокрепшая, открытая и чистая встретится с грязью, грубостью, глупостью, насилием....
А ведь ещё полчаса назад она находилась на грани этого. Что заставило её идти куда-то с незнакомым человеком, оказывать ему помощь, а потом восторгаться здесь картинами так чисто и простодушно. Что это, как не наличие доброй, благородной и сильной души, пока ещё не подвластной тьме. Ах, как хорошо, что он привел ее сюда! Теперь обида, нанесенная ей мерзавцами, заполнилась хоть чем-то добрым и прекрасным. И как важно вовремя протянуть ей руку дружбы, укрепить её в этом, уберечь её от возможного падения.