Птица Мамыра - стр. 15
С одной стороны, очень удобно – Димка обладал отличной реакцией и моментально сматывался. С другой – любому посвящённому без дураков было ясно: видишь Каретникову, ищи рядом Мятлика.
Умением свистеть Тая потрясла Димку сразу, в самом раннем детстве, за что получила прозвище Скворец. Позже он сократил его до Скво.
Вокруг было полно их тайных убежищ. Димка считал себя великим мастером схронов – так он их называл.
Один схрон в подвале дома, ещё два – на крышах. Ну и по мелочи: пенал-кишка между гаражами, частично не зарытая траншея за трансформаторной будкой, уютно заросшая кустами акации, – бежал-бежал от кого-то: нырнул, прыгнул – и нет тебя! Огромная территория законсервированной стройки по соседству таила роскошные возможности. Там, кстати, находился Димкин полигон для испытаний.
Их подвал, как, впрочем, и у всех остальных во всём микрорайоне, был поделён на чуланы. Клетушка Прекрасной Казашки находилась в самом углу, в аппендиксе душного подземелья и имела довольно причудливую конфигурацию. Туда никогда никто не заглядывал, так как всё пространство было плотно завалено огромными штабелями толстых журналов: дыбились горы «Роман-газеты», «Юности», «Нового мира», «Невы». Только-только хватало места, чтобы втиснуть велосипед.
Димка придумал использовать зазор между стеной дома и дверью чулана, который был прикрыт тремя неширокими досками, как фальшьпанелью, и устроил вход именно там. Вынес и пожёг почти всю любовно сохраняемую бабушкой периодику, оставив только один ряд. Как-то там грамотно подпёр эту неуверенную стенку досками и получил во владение прекрасную потайную комнату с окном. То есть тот, кто открывал дверь сарая, видел по-прежнему двухколёсную машину и штабеля пыльных журналов, а, отодвинув висящие на верхних гвоздях доски рядом с дверью, попадал в Димкин схрон. Они, эти самые доски, и были настоящей дверью.
Схрон в подвале Димка организовал, когда учился в шестом; с пятого класса они прятались на крышах гаражей, взбираясь туда по железным скобам, расположенным позади глухой стены, в тесном проходе, заваленном строительным мусором. Бетонные плиты, которые накрывали кирпичные отсеки, заканчивались каким-то лихо заломленным в небо цементным козырьком, поэтому разглядеть тех, кто прячется наверху, было нельзя. А тем, кто прятался, было здорово: в козырьке через равные промежутки имелись круглые дырки; лежи на пузе и наблюдай за всем, что происходит, как через окуляры, только переползай туда-сюда, меняя угол зрения.
И конечно, крыша дома. Плоская залитая гудроном площадка на макушке хрущёвки. Чердака не было и в помине, люк выводил сразу под открытое небо, хотя сам был прикрыт деревянной будкой с дверью и мутным окошком над ней. Висячий замок, запирающий крышку люка, Димка взломал моментально, и, больше того, когда они вдвоём находились наверху, как-то так ловко привешивал его к одной петле, плотно прижимая второй, – издали создавалась полная иллюзия, что он закрыт.
Лето на крыше. Лёгкий запах расплавленного гудрона, чуть ниже – шуршащие кронами тополя и высоченные, с густой листвой берёзы. В тень, падающую от будки, Димка притащил и поставил банкетку с ободранным дерматином, выброшенную на помойку из домоуправления. На ней сидела Тая и смотрела на товарища, который катался на велосипеде, петляя среди вентиляционных труб и уворачиваясь от низко висящих проводов и торчащих антенн.