Птица, летящая к небу - стр. 8
Я увидела в углу валяющиеся черные балетки, старые, поношенные. Вряд ли их выбросили. Кто-то принес на дополнительные занятия и потерял. Не слишком раздумывая, я быстро взяла эти балетки. Через урок верну их обратно, на это же место. Всё равно все дополнительные – вечером. Это же не воровство? Думаю, что нет.
Врач сказал никогда не менять ботинки, я и на улице, и в школе должна в них ходить, у меня пока всего одна пара, внесезонная, а мне заказали еще одну, летнюю, которую я буду носить и дома. А пока, приходя домой, я три дня уже как тщательно мою подошву и снова надеваю эти проклятые ботинки, из-за которых у меня теперь жизни в школе не будет. Интересно, а зимой как? Не хочу даже думать пока про зиму. Но ведь сплю я без ботинок? Значит, их все-таки можно снимать. Врач сказал: «Если будешь снимать – всё!» Что – всё? Я так поняла, что моя маленькая нога расти не будет, а будет расти только большая, и разница между ними станет всё больше и больше. Но за сорок пять минут ничего не изменится, можно просто представить, что я сплю.
Балетки пришлись мне впору, легко налезли. Свои ботинки я сунула в какой-то полупустой мешок и повесила на крючок. Всё, теперь пусть Плужин и Сомов попробуют мне что-то сказать.
Перемена закончилась быстрее, чем я рассчитывала. Пока я раздумывала, шла по лестнице вниз, разговаривала с учителем ОБЖ, меняла ботинки на чьи-то балетки, пятнадцать минут и пролетели. Звонок зазвенел, когда я была между первым и вторым этажом. Я попробовала припуститься бегом, но то ли балетки были слишком маленькие, то ли я так привыкла к новому тяжелому ботинку, то ли у меня вообще что-то ужасное произошло с ногами, но полететь наверх я не смогла.
Таисья недавно рассказывала нам о том, что есть такие школы, за границей и в Москве тоже, где и звонков не бывает, и ты можешь ходить в школу в чем хочешь, в любом виде, кроме голого, и на уроке можно спать или заниматься своими делами, если тебе не интересно.
Таисья рассказывала это с возмущением и назиданием, но чем больше она говорила, тем мне было непонятнее – что же ее так возмущает? А главное, зачем она это рассказывает нам, потому что любой согласился бы учиться в такой школе, где на уроке можно лечь на пол, начать рисовать прямо на полу или на стене или взять и выйти в коридор, если ты считаешь, что тебе неинтересно, какие именно обезьяны живут в Конго – с длинными хвостами или совершенно бесхвостые, и когда они потеряли эти хвосты – не тогда же ведь, когда и мы?
Плужин с Сомовым как будто ждали меня у входа в класс географии. Увидев меня издалека, они заорали, заулюлюкали, стали прыгать на месте, привлекая общее внимание. Сомов что-то выкрикивал, я никак не могла разобрать что, какое-то одно слово. Потом поняла, он кричал «урод».
Я в нерешительности замерла, потому что к ним как-то подозрительно стали присоединяться еще и другие мальчики.
Неожиданно дверь класса открылась – Таисья, оказывается, была внутри, просто запиралась, наверное, пила кофе с конфетами, и теперь в классе будет приятный томительный запах кофе и шоколада. И она, может быть, еще кого-то угостит шоколадными конфетами – кто будет лучше всех, по ее мнению, одет или готов к сегодняшнему уроку. Например, принесет особую линейку для измерения углов на карте, тонко отточенный карандаш, мягкий ластик, обернет тетрадь, атлас, контурные карты и учебник в новенькую обложку и аккуратно сложит это на парте, десять сантиметров от края и семь сантиметров от верха. Таисья подойдет, померит расстояние, подмигнет, всплеснет руками и громко, нараспев скажет: «Во-о-от! Человек готов! Человек готов меняться и постепенно превращаться из обезьяны в разумное существо! Потому что – когда оно слезло с дерева? Когда ему захотелось выглядеть как английский денди и поменять все свои драные обложки на тетрадях!»