Психосоматика для чайников - стр. 3
24 года преподавания в медицинском университете позволяют мне это заявлять со всей ответственностью.
Недавно пересмотрел фильм с Василием Лановым «Офицеры», один эпизод потряс своей точностью. Напомню. Жена Шакурова сидит и зубрит анатомию, повторяя как мантру: musculus mylohyoideus, musculus digastricusит.д.
Что поразило, так это то, что мы точно также через 50 лет после того времени, о котором снимали фильм, учили эти мышцы, не пригодившиеся в хирургической жизни, потому что они имеют отношение к стоматологии, но не к хирургии.
Все бы ничего, если бы анатомия была ознакомительной, но ведь на ней просто террор. А потом все эти мышцы благополучно забываются через полгода.
И таких предметов большинство.
В результате врачи следуют алгоритмам лечения, которые прописывают каждый их шаг.
Конечно, предвижу возгласы номенклатуры от здравоохранения: «А как же персонализированная медицина!»
В этом-то и проблема. Вначале врача беспощадно заставляют следовать строго определенным законам, а потом чиновники думают, что человек может измениться по мановению их волшебной палочки.
В медвузе преподают 3 химии: общую, биоорганическую и биологическую. Как они могут пригодиться хирургу?
Не буду утверждать за всех, мне они никак не пригодились, хотя по двум из них у меня «5».
Дорогой читатель! Надеюсь, мне будут прощены многочисленные орфографические, грамматические и стилистические ошибки, излишняя эмоциональность и прямолинейность в обличении существующего порядка вещей. На самом деле, не все так плохо в отечественной медицине, есть настоящие праведники и труженики, которым и посвящена эта книга, а также тем, кто терпел мои ошибки в лечении, стойко переносил категоричные высказывания и советы.
Больничная симфония, или в чем разница между врачом и психоаналитиком
Больничная симфония состоит из огромного количества инструментов.
Днем это вагнеровские мотивы, тяжелая поступь скрипящих колесниц каталок, которую регулярно перекрывает звон тарелок с кухни. Литавры хлопающих дверей заглушают шум приезжающего больничного лифта, в который вклинивается сердитый крик лифтера, прерываемый арией раздатчиц: «Обед!»
Многоголосье хора медсестер к вечеру позволяет проявиться шуму сирен подъезжающих скорых, иногда перекрываемых клаксонами нетерпеливых родственников у пропускного пункта, приехавших забрать своих выздоровевших больных. Что это? «Полет шмеля!»
Но Вагнер мне не по вкусу; самый утонченный мотив звучит ночью, когда цокот туфель медсестры отдается в наковальне слухового аппарата в ответ на стон переведенного из реанимации тяжелобольного. «Октябрь» великого Чайковского, это мелодия больничной ночи.
Самая амбивалентная история – середина ночи, когда вдруг слышен шум шин подкрадывающейся неотложки, после которой музыка больницы оживает, хлопают двери приемного покоя, затем резкий, но ожидаемый звон телефона, и усталый голос медсестры приемного покоя вызывает тебя из сказочной дремы тревожного сна на бесконечный бой между жизнью и смертью.
Резким выстрелом звучит скрип двери грузового лифта, и лифтер с сочувствием вопрошает, как Харон:
– Приемный покой?
И ты спускаешься под гудение софитов в преисподнюю.
Несколько звонков, и приемник оживает, лаборантка гремит ксилофоном пробирок и стекляшками свирели. ЭКГ – лаборантка вступает виолончелью завывания аппарата, трубно гудит баритоном рентгенология, просвечивая лучами стонущего пациента.