Психопатология обыденной жизни. О сновидении - стр. 18

Тут ему внезапно вспомнилось имя глупого студента: “Линдеман!” Поскольку он уже припомнил окончание “-ман”, долго оставалась вытесненной первая часть фамилии – “Линде” (букв. липа). Когда З. спросили, какие ассоциации вызывает у него слово “Линде”, он ответил, что никаких. Я стал настаивать, что этого не может быть, и З., уставясь в потолок, махнул рукой: “Липа – красивое дерево”. Больше ему добавить было нечего. Остальные присутствующие продолжали заниматься своими делами, но вдруг З. мечтательным голосом продекламировал следующий отрывок:

Я торжествующе вскричал: “Вот наш Эрдман (землянин. – Ред.)! Человек, который твердо стоит на земле, который не может подняться достаточно высоко, чтобы сравниться с липой (Линдеман) или с виноградной лозой (=виноторговец). Другими словами, ваш Линдеман, глупый студент, ставший впоследствии виноторговцем, был, конечно, сущим ослом, но ваш Эрдман куда больший осел, он не идет ни в какое сравнение с этим Линдеманом!” Для бессознательного такое уничижение вполне обыденно, и мне показалось, что основная причина забывания имени в данном случае раскрыта.

Я уточнил, из какого стихотворения этот отрывок. Господин З. сказал, что это стихотворение Гете, которое, по его мнению, начиналось так:

(Букв. «Да будет человек благородным, заботливым и добрым». – Ред.)

Далее же в тексте были следующие строки:

(Букв. «А если вознесется ввысь, ветры станут с ним играть». – Ред.)

На другой день я просмотрел это стихотворение Гете, и оказалось, что этот случай еще интереснее и сложнее, чем виделось поначалу.

Первые строки, которые процитировал З., на самом деле гласили:

Выражение “Gefügige Knochen” (гибкие кости. – Ред.) звучало довольно странно, однако я не буду углубляться в этот вопрос.

Далее строфа гласила:

Во всем стихотворении нет ни единого упоминания о липе. Превращение “дуба” в “липу” состоялось в бессознательном З. и преследовало единственную цель – сделать возможной игру слов “земля – липа – лоза”.

Это стихотворение называется “Границы человечества”, и в нем ничтожность рода людского сопоставляется со всемогуществом богов. Начальные, по З., строки, а именно:

Edel sei der Mensch

Hilfreich und gut![42] —

относятся к другому стихотворению, в книге оно располагалось несколькими страницами позже. Это стихотворение “Божественное”, и в нем также содержатся размышления о богах и людях. Дальнейшего развития эта история не получила, могу в лучшем случае предположить, что мысли о жизни и смерти, о временном и вечном, о собственной бренной жизни и о неизбежной кончине также сыграли свою роль в этом забавном происшествии».