Прозой. О поэзии и о поэтах - стр. 21

– Иосиф, прошло больше двух недель с момента присуждения тебе Нобелевской премии. Попробуй все-таки сформулировать: как ты это осознаёшь?

– Никак. Честное слово, я не кочевряжусь, я готов отвечать, но – никак.

– А что с твоей Нобелевской речью и лекцией? И о чем ты собираешься говорить?

– Ничего пока не написано. И о чем – понятия не имею. Писать буду, когда время появится, а пока времени нет совсем. Теперь вот скоро еду в штат Юта – давным-давно обещано: читать лекции и стихи.

– То есть у тебя сохраняются все прежние обязательства, а к ним прибавились новые?

– Да, и времени решительно ни на что не хватает.

– А все-таки есть ли хоть какая-то надежда, что ты приедешь на парижский форум7? Раньше ты говорил, что надежда слабая, но что, может быть, после этого самого штата Юта ты попробуешь хоть на последний день приехать.

– Боюсь, что ничего не выйдет. Я и хотел бы, но просто не могу, просто надо садиться и писать.

– Иосиф, я хочу, чтобы ты уточнил некоторые вещи, появившиеся в печати. Так, где-то было написано, что ты назвал своими учителями Рейна, Уфлянда и Кушнера. Последнее меня удивило.

– Кушнера я не называл. Я тут ни при чем. К Саше я хорошо отношусь, но это чья-то ошибка.

– Зато – прости, если я вмешиваюсь в твое творческое самоосознание, – мне кажется, что ты не назвал еще одного своего учителя из круга наших или уж, точнее, моих ровесников. Поэта, который, можно сказать, играл роль учителя для всего нашего поколения, – Станислава Красовицкого.

– Да, безусловно. Я и сам не понимаю, почему я его ни разу не упомянул. Может быть… Да нет, просто не знаю, почему.

– Может быть, это из-за того, что он сам себя зачеркнул как поэта и этим вычеркнул себя из нашего сознания, из нашей памяти. Но ведь верно же, что он сыграл для многих из нас и в том числе для тебя очень важную роль?

– Безусловно.

– В одном из приветствий, которое пришло для тебя из Москвы и напечатано в «Русской мысли», говорится, в частности, что Нобелевская премия присуждена русскому поэту, «американскому академику». Но ведь ты уже не академик, ты вышел из Академии?

– Да, я вышел из Американской Академии в мае, когда они приняли почетным членом Евтушенко.

– Кстати, о Евтушенко и прочих. На днях в советской печати впервые упомянули о Нобелевской премии. Описали пресс-конференцию в Москве, в которой – поскольку ожидали такого вопроса – участвовал Чингиз Айтматов. И он, отвечая на вопрос о Нобелевской премии, причислил тебя к «когорте ведущих советских поэтов» в составе Евтушенко, Вознесенского и Ахмадулиной. Как тебе это нравится?

– Ну… это его взгляд. Взгляд с берегов Иссык-куля…

Быть может, точнее это было бы назвать «взглядом с берегов Иссыккульского форума», второй тур которого (о первом писала Н.Дюжева в «РМ» №3651) проходил на берегах… Женевского озера, и притом как раз в те дни, когда ожидалось присуждение Нобелевской премии. Иссыккульский форум с самого начала был задуман как щедрый источник подогрева западных знаменитостей, способных подсобить Айтматову в получении Нобелевской премии. В Женеве, предположительно, ему оставалось только дождаться оной – «на блюдечке с голубой каемочкой». Шведская Академия решила иначе – и еще тогда, в Женеве, вынужденный отвечать на вопросы западных журналистов, Айтматов выдвинул этот уникальный аргумент о Бродском как «советском» поэте. Теперь это преподнесено и отечественной публике.