Проза жизни - стр. 15
Он вынул из кармана пачку купюр. На меня это возымело магическое действие. Деньги. Наконец-то, в поле моего зрения появились деньги. Прощайте, блины на воде, суп из куриных шей и многократно заштопанные колготки. Здравствуй, новая куртка для сына и, может быть, даже летний лагерь в Быстрине.
– Офис я пока снял на Гагарина, там дешевле всего. Хорошо, что тебе объяснять ничего и не надо. Ты у нас со всех сторон грамотная, и с клиентами пообщаться, и оформить всё, как полагается. Ну, да, добираться тебе не ближний свет, часа полтора с пересадками. Но это временно, весной переедем поближе к центру. Можешь опаздывать – я разрешаю! Зато сразу сама себя трудоустроишь официально.
Я боялась расцепить пальцы, сжимавшие в кармане пальто мятые купюры. Ощущая подушечками мельчайшие выступы на гербовой бумаге, я испытывала что-то близкое к оргазму. Где-то глубоко в подсознании мерцал здравым смыслом тревожный огонёк, сигнал о том, что это авантюра, но у меня закончились идеи, как можно заработать себе на жизнь и призрак швабры склонял к самоубийству. Я сдалась. Можно сказать – морально легла под первого встречного, что показал мне конфетку. Я ничтожество. И это дно.
Временное, временное дно – затрепыхался шустрой синицей мой природный оптимизм. Подогреваемые сиденья и мерный такт дворников на лобовом стекле вводили в транс, состояние безмятежности и сиюминутности. Надо просто пережить зиму. Надо дотянуть до весны. Весной всё будет хорошо, будет тепло, будет энергия. Я обойду весь свой район, я постучусь в дверь каждому работодателю, я буду бороться и искать. Но сейчас мне надо просто немножко поесть досыта.
Вот так я и стала заместителем директора компании «Актамыш». Все маленькие фирмы грешат тем, что должности в них раздаются легко и бездумно. Но из песни не выкинешь слова, а из трудовой книжки – соответствующей записи. Поэтому так много было директоров и начальников всех мастей в годы размножения малого бизнеса.
Ближе к зарплате ситуация накалилась. Поскольку переговоры начальник мой вёл строго без свидетелей, то его манеру вести дела я могла представить только по отрывочным репликам:
– Ну, ты подумай, какой урод! Я ему прямым текстом, а он делает вид, что не понимает. Всё намёками какими-то, шутками и прибаутками. Я на него убил две недели!
Или:
– И пропал, представляешь, скотина такая! На мыло не отвечает, номер сменил. Я вчера караулил у офиса до темна – так и не появился, надо теперь узнавать – может, съехал куда. А вчера Сашка звонил, и с ехидцей такой, что, мол, Костенька, быстро ты занимать начал, я ему – да мне смешно от таких вопросов, а он, блин, ну, смейся, раз смешно. Друг называется!
Хуже всего было то, что в Косте проявился в полный рост классический самодур (надо понимать, точная копия его начальника времён наёмной работы).
– Я проверил твой трафик – опять в чате сидишь. Про штрафы говорил – помнишь? Из ближайшей зарплаты, учти.
Опоздания, пропущенные звонки, мелкие недочёты – каждый день начинался теперь нахлобучкой. Были затёрты-забыты когда-то приятельские отношения, установилась жёсткая властная вертикаль. И это я сама позволила её установить, жертва, слабачка, тряпка.
Во мне нарастало отвращение к себе.
Конечно, веди я себя по-другому, по-нормальному, ничего бы такого и не было.