Провокативная терапия - стр. 12

Кроме того, я узнал, что группа способна изменить человека. Я считал, что групповая терапия – это поверхностная, хотя и экономичная замена индивидуальной терапии, но опыт работы в этой группе радикально перевернул моё представление. Я вдруг осознал, что если заставить пациентов сосредоточиться на том, что чувствуют и думают о них другие люди, и показать им, как изменить негативную оценку со стороны окружающих, то они смогут относительно быстро добиться изменений в самих себе. И, наконец, я убедился, что люди будут относиться к вам в соответствии с тем образом, который сложился у них о вас, и неважно, какой вы есть на самом деле. Итак, задача психотерапевта состоит в том, чтобы помочь пациенту «услышать» эту обратную связь, 1) рассказав о ней пациенту, 2) заставив его прислушаться к тому, что ему говорят другие (а эта обратная связь – один из самых мощных источников изменений – доступна постоянно); 3) и, наконец, сподвигнув его ДЕЙСТВОВАТЬ в соответствии с этой информацией.

В клинической практике начала 60-х годов одной из самых распространённых страшилок была фраза: «Следите за своим контрпереносом в отношении клиентов». В то время со мной произошёл ряд событий, которые радикально изменили мои представления и профессиональное поведение в этом отношении.

Я работал с пациентом-мужчиной, который любил нарушать общепринятые правила и оправдывался тем, что он психически болен. Я помню один наш разговор. Он стоял на ступеньку выше меня на лестнице, а я делал ему замечания по поводу его поведения и сказал, что люди сыты им по горло. В тот момент он воскликнул: «Вы говорите прямо как мой отец!» (Раньше он упоминал, что именно отец стал причиной его психического заболевания.) Я почувствовал себя застигнутым врасплох, а в голове пронеслась мысль: «О Боже, теперь я все испортил!», но к собственному изумлению и даже оглянувшись через плечо, чтобы посмотреть, кто это сказал, я выпалил: «Тогда мы с твоим отцом отлично поладили бы, приятель!»

В клинической практике и личной жизни мне неоднократно приходилось сталкиваться с подобными ситуациями: я думал одно, а говорил совершенно другое, часто прямо противоположное моим мыслям. После разговора на лестнице во мне начало просыпаться осознание того, что мои «ляпы» зачастую попадают в самую точку и оказывают больше воздействия на пациентов, чем выверенные профессиональные слова. Примерно в то же время я как-то разговаривал за обедом с коллегой о своих «ляпах» и контрпереносах и зарождающихся подозрениях о том, что они часто, если, конечно, продемонстрировать их пациенту, оказываются наиболее полезными. Помню, как он сказал: «Я всегда стараюсь сдерживать своё раздражение во время сессий». Я ответил: «А знаете, что я стараюсь делать? Я пытаюсь донести до пациентов, что я чувствую. Кажется, мои чувства лучше, чем подготовленные профессиональные ответы».

Затем я рассказал ему о почти физически осязаемом ощущении – я беру руками свою голову, снимаю её с плеч и помещаю в кресло, стоящее рядом, в то время как остальной я интенсивно выражаю свои контрперенесённые чувства в беседе с клиентом. Вместо того чтобы кропотливо составлять возможные ответы на слова пациентов, теперь я, казалось, имел доступ к неисчерпаемому запасу слов и реакций (ранее не использованному). Хотя эти мои слова и реакции в какой-то мере беспокоили меня, тем не менее они регулярно оказывались полезными.