Провокация: Театр Игоря Вацетиса - стр. 19
И наступила расплата. Разными способами их прижали, ограничили, оттерли. Некоторое время можно было объяснять самим себе, что все это козни завистников. Да так оно и было. Но потом… усталость, что ли?.. или годы пришли? Тяжелее как-то все стало даваться. И дружба была уже с кислинкой. Этим воспользовались. Их единство для многих было почему-то как кость в горле. Единство треснуло – их разнесло в две разные компании.
Ипполита с его гонором, честолюбием и склонностью к пижонству подхватила компания «прогрессистов» из высшей части комсомольского руководства. Миша Фесенко оказался среди диссидентов, склонных к модернизму в искусстве и глобальным построениям в теории. И в той и в другой компании крепко пили и устраивали оргии.
«Прогрессисты» снимали для этого теплоход «Карл Либкнехт» и проводили там четырехдневные конференции, тщательно обеспечивая себе все удобства в каютах люкс. Модернисты пользовались роскошной квартирой частника-венеролога, отца одного из членов компании, а водку и закуски приносили с собой. В обеих компаниях были свои барды. Бардов слушали молча, утвердительно кивая головами и постукивая ритмично пальцами по столу. А потом разогревшись, хором пели Окуджаву. Комсомольцы пели: «Мама, мама, это я дежурю», а диссиденты: «Возьмемся за руки, друзья…» И тех и других «пас» Комитет государственной безопасности. Поэтому в обеих компаниях были стукачи. Стукачам очень нравилось пребывание в этих компаниях. Они растворялись и млели, путая долг и удовольствие. В КГБ рос компромат, но до поры до времени никто не собирался разрушать установившееся равновесие сил.
Пора пришла, и пришло новое время. Количество стукачей в компаниях зашло за 50 % и превысило критическую массу. Пошла неразбериха. Уже стукачки спали со стукачами и пытались их разговорить. Уже стукачи стучали на других стукачей. Диссиденты стали перебегать в комсомольцы. Но случалось, что и комсомольцы переходили в диссиденты. Партия окончательно окостенела, разъеденная бюрократизмом и подхалимажем. Она в совершенстве овладела искусством принимать кардинальные решения, но совершенно разучилась хоть одно из них осуществлять. Единственной опорой, подлинной реальной силой оставался только Комитет. Он пронизывал всю страну и наращивал свою проникающую силу. Но и тут появились прорехи. От безмерного расширения числа сотрудников страдало качество. КГБ начал снижать компетентность. Появилась острая нужда в истинных рыцарях государственной безопасности. И они нашлись. Они пришли спасать Комитет и страну. Только талантливая молодежь КГБ могла удержать от распада впавшую в маразм, внезапно одряхлевшую империю.
Вот тогда-то и ухватил блестящий тайный офицер Андрей Александрович (он же Евгений Михайлович) Никитин отставшего от стаи М.З.Фесенко за жопу.
А от стаи действительно оторвались. Оба. Наличие вкуса и чувства юмора заставило Липу Корсунского опомниться и попытаться отвалить от прогрессивных комсомольцев. Они в это время были увлечены ловлей тунеядцев, что было очень непростой задачей, ибо тунеядцами в полном смысле этого слова были только они сами. Липа высказал это наблюдение в пьяной дружеской беседе. Высказывание было замечено. Как и многое другое. И прежде всего непорядок с отчеством. За глаза его теперь иначе как Боруховичем не называли. Была и главная, совсем непростительная вина – то самое «избранничество», за которое он так боролся, которое очень даже ощущалось и ой как раздражало.