Проводки оборвались, ну и что - стр. 15

Беззаботность здесь не безусловна. Один из комментаторов предлагает не считать, будто Sans, souci – именно она. Нет, «фраза отражает воззрения Фридриха на вопросы жизни и смерти». Он-де хотел умереть как философ. Устроить себе могилу возле дворца Фридрих II распорядился еще в начале стройки. Прогуливаясь с кем-то (имя не названо), Фридрих указал спутнику на выкапываемую яму и пояснил: «Вот только тут я буду без забот». На этот факт внимания не обратили (или не узнали) и поняли девиз в духе беззаботности всей территории. Впрочем, тоже ж ерунда: мог быть не в духе и имел в виду «только здесь мне от вас покой и будет».

Нега и блаженство – понятия не метафизические, не вневременные. Порог боли, болевой порог разный для разных людей. Порог удовольствия тоже разный, кому-то ничем не угодить, а кому – от карамельки эйфория. Чуть-чуть ему чего-нибудь, и уже поползло по коже или же внутри нечто, раскрывающееся по ходу мелкими цветочками; ягоды созревают, будет компот. Неизвестны пороги удовольствия в разных культурах в разное время, логично же предположить, что такой порог существует и для сообществ. Создание места, где декларируется беззаботность (все равно, какая именно), само по себе хорошо. Не так и важно, через какую дырочку (или еще как) беззаботность и последующее блаженство начинают поступать, обволакивая. Поэтому нюансы здешней как бы античности неважны, но предъявлено наличие лучшего мира.

Тогда есть тема мантры и паролей. Sans, susi, сансуси – словосочетания, отпирающие вход в свое пространство (как, например, ночь, улица, фонарь, аптека). Оболочки, логины, passwords, мантры. Сим-сим, откройся, сказочный мотив D1552.2. Работает: скажи где угодно Sans, souci, и отчасти окажешься в нем. Здесь и в самом деле как волшебная пещера. Другие места давят, навязывают себя, это – нет. Если и навязывает, то неявно. Навязывает, я же продолжаю всем этим заниматься. Висит: и отдельно от всего прочего, и не отдельно. Не ощущает неловкости за то, что висит и никуда не движется, разве что как-то вокруг кругами.

Поэтому здесь, в этой части текста, отчасти желатиновая область. Как желе, студенистое. Неплотное, едва заметное, немного тормозящее виды и мысли – они чуть со сдвигом, немного колеблются, как бы добавляя себе нечеткость и расплывчатость, выделяя небольшой туман. Это объективное свойство области, делать с ним не надо ничего. Если теперь студенисто и желеобразно, значит – так и есть, не высушивать же силком. Если высушить, то проект окостеневает, делаясь сделанным. Субстанция уместна, появилась какая-то слизь, неопределенная и действующая. Она не всякий раз возникает, незачем ее превращать во что-либо. Может, она и есть главное, для чего все затеялось – все на свете, лишь бы она появилась и стала распространяться. Пусть сама перейдет хоть в мороженое, в белый пломбир, оплывающий.

Внутри парковых объектов своя жизнь, как в коконе. Воспроизводится ими наружу, облепляется деталями (пыль, погода, тени от деревьев). Если даже это и выдумано, то все равно: раз придумывается, значит – так и есть. Исходно стерильное, стерилизованное, почти нефизиологическое. В той же мере, в какой нефизиологичны бинты. Внутри этих статуй, если их раскалывать как орехи или куски породы, стеклянные детали общего механизма, который склоняет производить эти мысли и высказывания. Изо всех понемногу сочится небольшой смысл. Белые, гладкие, как жирные личики эти статуи, эманируют оболочку идеальной жизни. Конечно, идеальная жизнь может выглядеть и криво: неорганикой или плохо пахнуть – для тех, кто со стороны, ну а внутри-то славно, когда уже внутри.