Провинциалы. Книга 4. Неестественный отбор - стр. 44

Пришел со своим коньяком. Первую рюмку выпил за Анну, которой посоветовал поддерживать мужа в непростых его делах. Потом они закрылись вдвоем на кухне, и тот вдруг извинился за все, что вынужден был делать.

– Это для тебя гласность – свобода. А я – редактор партийной газеты, человек подневольный. Для меня что гласность, что демократия, суть одна – служи хозяину. Так что уж прости.

Они выпили по рюмке, становясь еще добрее друг к другу.

Потом он хитро прищурился, явно чего-то недоговаривая, но, несомненно, зная…

– На Западе при демократии у каждого издания тоже свой хозяин, – уклончиво произнес Красавин. – Просто там их много, на любой вкус…

– На любой вкус, – повторил Кучерлаев, не отводя взгляда. – И у нас так будет… У тебя вот тоже есть начальники, учредители…

– Они мне не мешают, – сказал он, не кривя душой. Мешали ему сейчас старшие товарищи по новой партии.

– Это хорошо, когда совпадают взгляды и чаяния… А я вот, будучи коммунистом, никак не могу согласиться с действиями нашего крайкома, – вздохнул Кучерлаев. Разлил коньяк, поднял рюмку. – Давай выпьем за понимание. – Выпил, не ожидая. – Признаюсь, что-то меня привлекает во всех этих переменах, тянет к таким, как ты. И что-то отталкивает… Ведь уже было: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья…». Вот скажи, Виктор, обязательно разрушать то, что есть, что уже построено?

И Красавин понял, что это не риторический вопрос, что этот немало повидавший в жизни седой мужчина, сидящий напротив, действительно ждет от него ответа…

– Не думаю, что обязательно, – неуверенно отозвался он. Но, вспомнив собственное бессилие перед несправедливой партийной волей большинства, пустые магазины, безжалостные очереди, в которых сам порой поневоле превращаешься в животное, поставил точку в споре с самим собой: – Нет, все же надо… До самого основания!.. – И продолжил цитату: – «Мы наш, мы новый мир построим…» Чтобы не проросло больше никакого культа вождя и насилия над личностью…

– «Кто был никем, тот станет всем…» Сакральное признание… – продолжил Кучерлаев. И после паузы задумчиво закончил: – А все ради власти… – И другим тоном продолжил:

– Ну что же, если вы так уверены… Я вот тут… – Он достал из кармана пиджака сложенные вчетверо листы, начал их разворачивать.

Вдруг остановился, положил их на край стола.

– Давай еще по рюмашке…

Красавин налил.

Он опрокинул залпом, взял кружок лимона. Похлопал ладонью по листам.

– Тут кое-какие мои мысли по поводу будущего. – Помолчал, раздумывая, затем неторопливо стал складывать их по старым изгибам.

– Вот хотел предложить в вашу демократическую газету, но, пожалуй, еще подожду… – Поднялся. – Ты извини, Виктор Иванович, может, я не совсем в строку, но, научившись разрушать, как правило, разучиваются созидать…

И, уже на пороге, совершенно трезво произнес:

– А вы поразмыслите, сколько таких, как я, по всей стране сейчас выбрать не могут, в какую сторону идти?.. Может, стоит к нам прислушаться?

– Так давайте ваши заметки опубликуем?

– Я пока погожу…

Красавин встал.

– Надумаете – приходите… Даже если я не соглашусь с вами, в газету поставлю обязательно… Демократия тем и отличается от коммунистического режима, что позволяет каждому иметь и высказывать свое мнение, каким бы оно ни было…

– А ты помнишь басню Крылова о лебеде, раке и щуке?.. У них, у этих зверушек, у каждого свое мнение по поводу направления… «А воз и ныне там…» Ладно, счастливо вам оставаться…