Провинциалы. Книга 3. Гамлетовский вопрос - стр. 35

Письмо пришло к концу недели, и в нем, совсем коротком, начинающемся словами «к сожалению» (сам с этой фразы обычно начинал ответ юным стихотворцам и престарелым графоманам, которые постоянно слали свои сочинения в газету) и подписанном главным редактором альманаха, сообщалось, что повесть не может быть опубликована по причине «не подходящей тематики и неверного отображения советской действительности»…

«Неверное отображение» его очень обидело. Он разыскал номера телефонов и позвонил руководителям семинара, рекомендовавшим повесть к публикации, двум известным и авторитетным в крае прозаикам. Оба высказали удивление таким ответом и пообещали поговорить с главным редактором, а если необходимо, написать положительные рецензии.

Переложив эту заботу на плечи других, он с азартом взялся за работу, завалил Кантарова подготовленными для публикации письмами, сдал свой очерк о поездке, который тут же вышел и был отмечен как лучший. Неделя пролетела незаметно.

На этот раз он замечательно провел выходные в семейном кругу.

И Елена была ласкова и нежна, и Светка не болела и не огорчала.

Следующая рабочая неделя началась с небольшой стычки с Кантаровым по поводу заметки Смолина. На этот раз Жовнер отступать не хотел, и Кантаров это понял – упираться не стал и заметку в газету поставил.

За текущими делами Сашка почти забыл о повести, но писатели оказались людьми обязательными и до конца недели позвонили оба, правда, с одинаковым сообщением, что редактор почему-то уперся и они никоим образом повлиять на него не могут, а рекомендация совещания, увы, не является обязательной для исполнения…

Жовнер огорчился от такого необъяснимого разночтения его повести уважаемыми писателями и каким-то редактором, хотел сначала сам сходить к нему, но, перечитав ответ еще раз, понял, что это ничего не даст, и от такой безысходности вдруг начал писать роман.

Теперь день у него делился на две неравные части. Первая, маленькая, выпадала на утро, до того как редакция заполнялась сотрудниками (он приходил на час-полтора раньше), и на обеденный перерыв (перекусывал бутербродами или пирожками), когда он писал роман, и остальная, большая, занимавшая все остальное время и заполненная всякими, менее приятными событиями.

Пока отписывался и приходил в себя после командировки, редакционные интриги его не задевали. Но потом, хотя и старался этого избегать, он все же столкнулся с Кантаровым. К материалам самого Жовнера тот относился лояльно. А вот к тому, что писал его сотрудник, был беспощаден и, как считал Сашка, часто несправедлив. В конце месяца он демонстративно вернул Сашке все письма, подготовленные Смолиным, с едким замечанием, что в обязанности заведующего отделом входит не только написание собственных материалов, но и работа с корреспондентами.

Он официально, через Олечку, попросил Сашку зайти к нему, изрекал все это тоном прокурора, уверенного в своей правоте, излагающего истину если не преступнику, то уж, несомненно, его подельнику. Все это время дверь в кабинет была открыта, и на его зычный голос не преминули заглянуть любопытствующие – в первую очередь улыбающаяся Селиверстова и не сумевшая скрыть удивления Марина, чей кабинет находился рядом.

Жовнер молча выслушал обличительную тираду и, ни слова не говоря, вышел. Вернувшись к себе, стал просматривать письма.