Провинциальный апокалипсис - стр. 21
Представьте себе тихий, совершенно безлюдный по ночам небольшой городишко, с двумя-тремя основными узкими улицами, от которых ответвляются ещё более узенькие улочки и переулки, более чем на две трети состоящий из деревянных домов, ввиду хрущевского закона о шести сотках тесно прижавшихся друг к дружке. За последние десять – пятнадцать лет на месте некоторых из них воздвигли современные, красивые коттеджи, магазины, кафе, но даже они практически не изменили внешнего облика города. Старожилы говаривали, не так давно по этим улочкам и переулкам бродили коровы, козы, овцы, куры, гуси, бегали ватаги босоногих ребятишек, судачили на лавочках у скрипучих калиток божьи одуванчики.
А теперь представьте, как такую тишину летней ночи взрывает рёв двух мчащихся по центральной улице друг за дружкой легковых автомобилей в сопровождении беспорядочной оружейной пальбы.
Дело заканчивается убийством. И хотя это была защита, отец Ильи получил срок. Я не вдавался в подробности, знал лишь, что после этого Илье пришлось уехать из города, а по какой причине, не поинтересовался. Жил он в областном центре, занимался каким-то бизнесом, изредка навещал школьного товарища, время от времени они перезванивались. Я подумал, видимо, Гена рассказал другу о нашем деле, и у того на этот счёт появились какие-то соображения.
Бывшие одноклассники встретили меня у входа в кафе. Представив нас друг другу, Гена отговорился неотложными делами и уехал на своей патрульной машине.
Илья выглядел богатырём, с модной короткой стрижкой, с иголочки одетым, с начищенными ботинками – не сорок ли шестого размера?
Кафе было практически пустым, основное действо тут начиналось вечером, а сейчас было около четырёх пополудни. Мы сели за отдельный столик, заказали чаю.
– Гена мне всё рассказал, и я вот что подумал, – сразу с самого главного начал Илья. – Надо сообща действовать. Добиваться, чтобы подняли все отказные дела за последние пять-шесть лет.
– А что, и ваша история имеет к этому какое-то отношение?
– Прямое!
– Можешь рассказать?
– Затем и приехал. Как и в вашем случае, начали опять они. Как и ваш сын, я им не поддался. Спасло меня то, что был на машине. В клубе от них отбился, в разодранной, без одного рукава, рубашке выскочил на улицу, прыгнул в тачку и по газам. Они за мной. И сразу стрелять. Из двустволки. Сначала заднее стекло разбили, потом левое боковое на задней двери, кузов изрешетили весь. Оба передних сиденья сзади были изодраны дробью в клочья, а в меня ни одна дробинка не попала. Отец на балкон в это время покурить вышел. Чего-то, говорит, проснулся среди ночи и никак не усну. Подымаюсь, говорит, выхожу на балкон, закуриваю и слышу вдруг: бух, бух! Что за хрень? И всё это к дому приближается. А жили мы в тупике, в низине, с балкона вся улица просматривалась насквозь, ну и фонари. Машину, говорит, нашу узнал сразу. А он у нас охотник заядлый. Хлебом не корми, дай по лесу с ружьём пошастать. Во всех отстрелах участие принимал, к тому же капитан бывший, да не простой, а боевой, Афган прошёл. В чём дело – сообразил сразу. За ружьё и на улицу. Если бы во дворе всё это произошло, совсем бы другая история вышла, а он только одну створку ворот открыть успел, когда я перед ними остановился. Те в пяти шагах за моей спиной. Выскакивают. Трое. Хруня с ружьём, Чика да Лёва-псих. Водила на месте остался. Хруня только приклад к плечу вскинуть успел, когда батя ему половину башки снёс. Остальные обосрались, в машину и ходу. Батя тут же наряд вызвал. Приехали. И скорая. Всё осмотрели, замерили, сфотографировали, записали. А в итоге нас же во всём и обвинили.