Провинциалка Наташа. Книга третья - стр. 7

И чем скорее приближалась дата свадьбы этой пары, тем глубже погружался жених в бездну отчаяния и нелепости. Зачем я повелся на все это, недоумевал Толик? Как теперь сбежать от обязательств, да и возможно ли теперь это? Ведь дети – это навсегда. И это прекрасно, но как же утомительно все время быть в обществе такой нудной и неинтересной Марины.

А ведь мне предстоит всю жизнь видеть ее мелькание перед собой, взаимодействовать с ней, что-то планировать, состариться вместе, а главное – заниматься с ней этим отвратительным ханженским сексом.

Другое дело Наташа – неугомонная, капризная, лживая, но всегда разная, лишенная однообразия. А главное – манкая и любящая оральный секс, который Маринка считает вообще извращением и тяжелой повинностью.

Нет. Наташа наслаждается процессом. С удовольствием берет инициативу в свои руки, ласкает каждый миллиметр его тела, ничем не брезгуя и не изображая из себя святошу.

Обо всем этом размышляял Толик, который вынужден был вернуться в ту захудалую контору, из которой сбежал однажды за своей мечтой в Москву. А ведь это Наташа его вдохновила идеями. Поддержала. Увлекла.

И где она теперь? Как прекрасно было бы снова с ней втретиться и заняться быстрым сексом, который ни к чему не обязывает и не привязывает, не становится обузой и не требует вечной любви и преданности.

Эх…Как жаль, что все треснуло и утратило свою актуальность. И как ужасно, что все вышло так стремительно, гнусно и жестоко.

Толик, занимаясь самобичеванием, чувствовал себя почти виноватым в том, что у них с Наташей ничего толкового не вышло. Скучал по ней. Но ничего уже изменить не мог, да и не хотел, поскольку был по своей природе ленивым и ведомым.

И предпочитал все пустить на самотек. Хотя и погружался периодически в свои бурные фантазии.

Наташа поняла, что нужно менять свою внешность, чтобы отвязаться от фольклорного образа простушки, хотя выглядела в нем вполне органично. Вся эта пышность в образе и яркость в румянах и тенях, граничаящая с вульгарностью, с ней, как ни странно, сочеталась. Но Наташе хотелось придать себе лоска, выглядеть настоящей москвичкой, расслабленно, ухоженно, элегантно.

Не вычурно. Не нарочито. Просто. Но со вкусом.

Поэтому она убрала из своих волос рыжину и добавила богатых шоколадных оттенков в каре, которое тоже улучшила, внеся в прическу некоторую небрежность. Но провела все эти манипуляции дома, понимая, что на салоны красоты нужны немалые деньги.

Позволила себе только переделалать вульгарный татуаж в салоне и сняла нарощенные ресницы, чтобы не казаться доступной и провинциальной. Немного подколола губы, чтобы все выглядело натурально и привлекательно. Не так, как у этой глупой Зои, которая стала похожа на резиновую куклу из-за паталогического увлечения пластической хирургией.

Осталось еще больше похудеть, чтобы не походить на плюшевого медвежонка. И выбросить давно устаревшие шмотки, заменив их на более демократичные, на так называемую тихую роскошь.

Следом Наташа избавилась от нарощенных ногтей и маленькой татуировки на запястье, чтобы окончательно превратиться в даму, требующую долгих ухаживаний и дорогих презентов.

И, оказавшись дома, в той самой квартире подруги, снова стала рыться в гардеробной комнате Зои, пытаясь найти для себя тот наряд, который сядет на ее немного грузной фигуре идеально. Но ничего напялить на себя так и не смогла, сокрушаясь по поводу своей генетики.