Провалы во внешней политике России. От Венского конгресса до Минских соглашений - стр. 12
«С советскими лидерами у меня встреч не было, – вспоминает дама, – но в начале 90-х в Санкт-Петербурге я встретилась с будущим президентом Путиным, у нас была очень интересная беседа. У меня вызвало уважение то, как организованно, безлично и по-доброму он выведывал информацию, которая ему была необходима, чтобы оценить, может ли он дать разрешение на мой проект. После часового опроса разрешение он дать не смог. Особенно меня впечатлило, что он сказал правду: на тот момент проект не соответствовал закону и он не мог его завизировать. Другие советские бюрократы в аналогичных ситуациях не волновались, законно то, что их просят, или нет. Для Путина это был идеальный вариант попросить взятку, но, очевидно, у него такого намерения не было. Потом, на улице, я сказала своему другу и переводчику: «Это был первый советский чиновник, который не попросил у нас ничего ценного».
Сегодня, на мой взгляд, – продолжает американка, – президент Путин – все тот же прямолинейный человек, которым он был, пока не стал всемирно известным. Я слежу за его действиями, как ястреб, и изучаю его речи. Он очень предсказуемый человек, за действиями которого, по-видимому, есть благородная стратегия. В Мюнхене он единственный из мировых политиков, говоря о политике США, назвал вещи своими именами. Он избегает войны, находит яркие решения, вроде помощи в уничтожении сирийского биологического (химического. – С. П.) оружия. И он говорит правду, так, как ее видит. Не случайно американские журналы «Тайм» и «Форбс» дважды выбирали его самым влиятельным человеком в мире. Я бы его самым влиятельным не назвала, но самым осторожным, умным и дальновидным на сегодняшний день – да. Он очень похож на других россиян, с кем я познакомилась за двадцать – тридцать лет. Им можно доверять, они искренние, работящие, если верят в свое дело, отличные семьянины. И у них особая любовь к искусству, истории и культуре, что меня восхищает».
Очень лестные оценки. Добавлю от себя, что Европа и Америка – это протестантская и католическая тяга к накопительству и потребительству, а Россия – это православные умеренность и бескорыстие. Например, американцы и европейцы могут часами стоять в безумных очередях на распродажах товаров. Наши православные тоже часами стоят в огромных очередях в храмы, чтобы прикоснуться к святыням. Эти принципы, привычки и традиции отражают фундаментальное различие двух общественных укладов и культурных кодов. И еще – мы рассматриваем международное право как автоматический регулятор внешней политики, американцы – как право сильного, хотя тщательно это маскируют путем создания разного рода временных коалиций. К сожалению, они ближе к истине. Действительно, международное право еще больше чем внутреннее опирается на силу. Причем, как уже отмечалось, на военную. А мы все еще продолжаем верить в добрые намерения «партнеров».
И еще о противоречивости «родимых пятен» русского человека, влияющих на наши дела. Во-первых, это способность организовать работу в самых трудных условиях (например, беспримерная эвакуация заводов в 1941 году) и ленная расслабленность в условиях комфортных (застой в брежневскую эпоху); во-вторых, умение удовлетворять интересы других людей и народов (входить в их положение) и отсутствие претензий на их подчинение; в-третьих, все та же доверчивость – самая русская черта характера. В этом смысле Путин очень русский человек. Он как-то признался, что вплоть до 2007 года очень доверял «друзьям» американцам и британцам. Пока они не натравили на нас безумного грузинского лидера Саакашвили. Видите, меня и тут занесло в современность. Так естественно и постоянно она давит на наше сознание.