Противостояние - стр. 22
Надо сказать, опасения эти были очень даже не лишены оснований. Уже тогда американская разведка переживала самый страшный провал за всю свою историю – хотя этого еще никто не знал. То один агент, то другой из числа завербованных и работающих в странах Варшавского договора, проваливались необъяснимым образом – но пока опасений это не вызывало. А стоило бы поопасаться – потому что недавно назначенный на внутреннюю контрразведку Олдридж Эймс, сын ветерана ЦРУ, человек пользовавшийся безоговорочным доверием, уже успел сдать своим кураторам в ПГУ КГБ СССР16, всю американскую агентуру в СССР и странах Варшавского договора, больше 170 человек. Сейчас в КГБ решали – кто опасен и его надо «изымать из обращения», через кого можно «гнать дезу» – в общем, делали все, чтобы защитить свой бесценный источник информации. Если разом всех арестовать – это будет означать только одно, американцы сразу все поймут.
А тут…
А тут было непонятно что.
То, что гость не станет проверять финансы, за что кстати, Курран опасался больше всего – это стало понятно практически сразу. Если бы гость хотел проверять финансы – то остался бы в Пешаваре, где хранилась документация станции, и был так называемый «представительский» офис – а не поперся бы с самого утра в «Барбай»…
«Барбай» был одним из множества лагерей подготовки душманов, с виду мало чем отличавшийся от других таких же. Несколько двух и трехэтажных, обшарпанных зданий, забор с колючкой, обозначающий периметр, примитивное стрельбище с ограждением из старых автомобильных покрышек, своеобразный плац, палатки, в которых жила часть обучающихся. Такие лагеря привечали всех – и исламских фанатиков, приехавших повоевать за веру, «встать на джихад» и детей афганских беженцев, идущих в лагеря потому что нечего было есть – а то и под угрозами убить родителей, и сосланные в эти лагеря освобожденные из тюрем уголовники. Всякий люд был в лагерях, и инструкторы – американцы, пакистанцы, арабы обучали их одному – ненавидеть и убивать шурави. Немногим удастся это сделать – кого-то накроют бомбы с советских самолетов-штурмовиков, кого-то срежет очередь спецназовца, сидящего в засаде на горной тропе, кто-то сгорит в расстрелянном «крокодилами» караване. Но даже если один из десяти выполнит свою миссию, дойдет и убьет хоть одного шурави – это уже будет победа. Потому что чего-чего – а пушечного мяса в исламском мире хватает. С лихвой…
Там же, совсем рядом был и лагерь с советскими военнопленными – их иногда использовали моджахеды для отработки приемов рукопашного боя. Но в целом, пленных побаивались – после происшествия в находившемся недалеко отсюда лагере Бадабер17 даже пакистанское руководство поставило условием пребывания здесь лагерей отсутствие всяческого рода эксцессов, способных вызвать международные осложнения. Пленные жили в старых, полуразрушенных бараках – и когда машина с сотрудниками ЦРУ проезжала мимо, Маллен очень внимательно смотрел в окно – но ничего не сказал…
А еще там был рядом лагерь с беженцами – таких было много по всем, граничащим с разорванным гражданской войной Афганистаном странах. Смотреть на это было страшно – голая, каменистая, не дающая урожая земля- и на ней густо разбросаны палатки беженцев – обычные армейские брезентовые палатки, в которых жили целыми семьями, жили круглый год и холодной зимой и знойным летом. Снизу, палатки были обложены камнями, рядом со многими палатками стояли коновязи, горели костры. День за днем беженцы проводили в этих вот городках, ничего не делая – работы для них в этой стране не было никакой, они вообще никому не были нужны, кроме эмиссаров исламских экстремистских организаций, вербующих людей на джихад. Если сын или муж воюет в отрядах моджахедов – остающейся здесь семье платят небольшие, но деньги, обеспечивают продуктами. Если погиб – платят хоть и мизерную, но помощь. А иного способа выжить, прокормиться здесь не было. Так и шла эта война, не имеющая ни начала ни конца…