Против «псов-рыцарей» - стр. 25
Соломон прав, всему на свете, как хорошему, так и плохому, приходит конец, мучениям тоже.
Еремей кивнул на выраставшую на горизонте землю:
– Готланд.
Я впилась глазами в берега. До чего же интересно видеть то, что потом изменится до неузнаваемости!
– Ты бывала здесь?
Я оглянулась на Вятича:
– Да, в Висбю на фестивале. Красивый городок, маленький, действительно древний. И в Сигтуне бывала, и в Упсале… И в Стокгольме. Представляешь, как интересно сейчас?
– Только постарайся не ляпнуть какую-нибудь глупость. Кстати, Стокгольма еще нет, он появится лет через десять. И Ганзейского союза пока тоже нет.
– Как это, ведь Новгород же…
– Нет, договор заключат через год – в 1241 году, хотя сам союз уже сложился.
– А что есть?
– А есть шведы, датчане, норвежцы и иже с ними, которых мы должны между собой перессорить, как предлагал кое-кто. И я не представляю, как это сделать.
Я махнула рукой:
– На месте разберемся!
На палубу выползла бедолага Лушка, измученная морской болезнью, светло-зеленая, но решительная.
– Берег? Наконец-то! Где там эти крестоносцы? – Она рукава не закатывала, но впечатление было именно такое: сейчас пришвартуемся, и Лушка набьет морды всем противникам Руси сразу или по очереди, это смотря как под руку попадутся.
– Луш, ты хоть на причал сойди сначала.
– А крестоносцев в Висбю, Луша, нет. Морской ледунг собирается в Сигтуне.
Лушка вытаращила на Вятича глаза так, словно тот завез ее в Мухосранск, обещав тур в Париж.
– А чего мы тогда здесь делаем?!
– Найдем судно, которое поплывет в Сигтуну.
– Не проще заплатить этому, чтобы сразу туда и завез?
– Не проще. Наше появление в Сигтуне на новгородской ладье и без повода привлечет ненужное внимание.
Сестрица только фыркнула, что я поняла как сомнение, что внимание может быть ненужным. И вдруг Лушку осенило:
– Насть, а крестоносцы татарский знают?
– Нет, конечно, откуда?
– Тогда я буду ругать их по-татарски, как делала в Козельске.
Я уже поняла, о чем она, я тогда неосторожно ляпнула: «С первым апреля, товарищи! Чтоб вы сдохли!» и про первое апреля сказала, что это пожелание сдохнуть, только по-монгольски. Лушка поверила и запомнила. Немного посоображав, я все же решила, что про первое апреля вряд ли кто поймет, пусть ругается.
Еремей посетовал:
– Пристать бы к мысу Святого Олафа, сходить к купели, да боюсь, тогда на пристань вовремя не успеем, припозднились мы чуть.
Как и следовало ожидать, любопытная Лушка тут же сунула свой нос:
– А что за купель?
– Когда Святой Олаф плыл из Норвегии в Новгород, остановился на Готланде, он всегда здесь останавливался.
– Почему?
– Тут словно перепутье морских дорог. Так вот, когда он тут остановился, то решил крестить и готландцев. Сам ходил по острову и рассказывал гутам…
– Кому?
– Гуты – это жители Готланда. Рассказывал им о христианской вере. А потом они все крестились в маленьком озерке вон там… Его теперь зовут купелью Святого Олафа.
– Это где храм стоит?
– Да, сначала деревянная часовня, говорят, была, а после и каменный храм поставили.
– А чего он в Новгороде делал?
Я не успела остановить Лушку, та все же задала дурацкий для новгородца Еремея вопрос. Тот удивился:
– Не новгородская, что ли?
– Нет.
– А… Олаф Святой русскими князьями воспитан. Сначала его отец, тоже Олаф, а потом и сын. Их Владимир Красно Солнышко и Ярослав Владимирович воспитывали.