Против лирики - стр. 2

С целебной травкою прищепок,

С вареньем, тазом и бельем.

В его ущелье мы вдвоем

Среди подветренных рубах.

Раздвинуть их и зренье сузить,

Чтобы – подзорная труба:

Тебя увидеть и унизить.

Зря тебя я в парк уговорила,

Знала бы – отправилась одна,

Хоть у пруда сердце разморило

Над бутылкою грузинского вина,

Потому что в парке есть Венерка

С мелким на ладони голубком,

С лисьим личиком, с двуострым подбородком.

К ней бы я отправилась тайком.

Встала, выгнулась, простерла пясти,

Выясняла бы до поздней ночи,

У кого из нас побольше власти,

Кто белей, милей и крутобоче.

Все, что мило мне, все, что нежно —

Полминуты, когда над рекой,

Как в бутылке, в вагоне метро

Пролетела – и вот уже нету.

Мне правда дольшая и не была нужна.

И мыльные, обласканные очи,

Как руки под воду – в залистанный журнал.

И под землей кротом вернуся к вечной ночи.

С утра синели васильки.

Как дуло, взгляд на них наставлю,

Пускай седеют на глазах.

Весь цвет вопью – и облизнуся.

Невольно утирая рот,

Справляю им сороковины.

Одни густые сердцевины

Зрачок голодный не берет.

Так, что ли, буду в зеркалах

Своим ущербом тешить зренье,

Глядеть, раздевшись догола,

На тела бедное строенье.

Морщины шеи, вялость век,

Еще не мыслимые складки

Я поощрю единым взглядом.

И так стареет человек.

Бока оглаживать руками,

Тая бывалую заразу:

Биение срединной ткани,

Уже не лакомое глазу.

Руку запустишь – вынь из воды,

И, тяжелея, повиснут на пальцах

Краткие прихоти, сердца следы,

Раки речные в накрашенных панцирях.

Жадной хозяйкою день ото дня

Исподволь вас приучаю к заботе

И сожалею, что после меня

Сиротами побредете.

Моря бы не зреть у моря, око!

Лодкой высохнуть и расслоиться

Вне его волнующей водицы.

И не пить на набережной сока.

Полежать на пляже с москалями,

Голову и плечи раскаляя,

И чернеть в дверном проеме юга,

Как пустая, глаженая юбка.

Так близко дерево ко мне,

Как будто нас вчера венчали.

В нем как в чулане при огне

С полузабытыми вещами.

Не знать неловко, кто со мной.

Скорее тополь, а не липа,

Так тесно ты вокруг налипло

И колыхаешься чудно.

Вот так невест и воровали!

Вытягиваясь и мертвея,

От сердца корень отрываю

И белкой падаю с ветвей.

Ленивица, встань-ка с постели!

Себя бы я за ногу в утро втянула,

Когда б не сидела в расслабленном теле,

Как в деснах здоровые зубы.

А может быть, мне и самой это любо —

Смотреть на рассвете без тени вины —

Как плыть на спине или падать с качелей —

На вещи, которые стыдно смотреть.

Как пьется пиво под грозой!

Оно – вовнутрь, вода – на голову,

Размачивая чувство голода,

Давя излюбленный газон.

Конечно, ноги промочу.

Потом, в тазу себя стирая,

Растрепанная и сырая,

Мурлычу или бормочу.

Похоже, в свежее переобули

Глаза, набитые весной несрочной.

Перегибаясь, буркнешь «гули-гули», —

И веет дух над костию височной.

Рыбицей стеклянной, голубою.

То ее ты под воду подставишь,

Чтобы набухала, почернела,

То ее на солнышке подвесишь,

Чтобы колыхалась, отражая.

Иль зароешь в ямку земляную,

И тогда тебя я не миную.

Жалко было мне солнцестоянья

И небес пятнистых и рябых,

Что уже не хочется сандалий

Или платьиц грубых и любых.

Принесите горы полотенец!

Вот сейчас себя из ванны выну,

И, как новорожденный младенец,

Буду непотребна и невинна.

На холод – что в омут: морочить нутро!

Как хлебные крошки – за окна, в рассаду.

Клюет и грохочет гроза у метро.