Просто дыши - стр. 26
Что это если не шаг в правильном направлении?
Мы едим в абсолютной тишине. Когда тарелки пустеют, Элиот берет свой кофе со столика и откидывается на спинку дивана. Я же только делаю пару глотков сока.
Теперь нужно лишь произнести заготовленные слова и можно сваливать.
Только открываю рот, как он снова меня опережает:
– Я бы хотел извиниться за вчерашнее.
Поднимаю к нему глаза и тут же сталкиваюсь с его полным раскаяния взглядом. Мои брови сходятся на переносице:
– Это я должна просить прощения.
Кажется, его удивляют мои слова.
– За что?
– Ну, – начинаю, опустив глаза себе на колени, и разглаживаю несуществующие складки на брюках. – Меня стошнило, а потом я отключилась.
Элиот вдруг подается вперед, положив руку на спинку дивана за мной, и мы оказываемся лицом к лицу. Так близко, что у меня на мгновение перехватывает дыхание. Как давно я была вот так близка с мужчиной? Кажется, вчера. И это был один и тот же мужчина.
– Тебе не за что извиняться, Эва. – его колено соприкасается с моим, мягко, почти невесомо, я жду знакомой тахикардии, ну, знаете, когда сердце вот-вот выйдет наружу через грудную клетку. У меня так всегда когда я трезвая, а рядом сексуальный красавчик.
Однако пульс лишь слегка подскакивает. Что-то в его взгляде успокаивает меня. Заземляет. Я все еще считаю его невероятно привлекательным, но складывается такое впечатление, будто что бы сейчас ни сделала или ни сказала, Элиот не станет осуждать. Не будет смеяться.
– Ты перебрала, а я оказался рядом. – просто пожимает плечами, и я чувствую, что говорит он это не из вежливости, а искренне. – С кем не бывает.
Элиот Бастьен буквально излучает тепло. Как мягкое одеяло в холодную зимнюю ночь. Быть рядом с ним все равно что укутаться в мягкое одеяло. Вот таким он мне кажется. Думаю, всегда казался. Даже в школе от него исходил этот свет, тепло. Поэтому люди к нему и тянулись.
– Почему ты так на меня смотришь? – тихо произносит он, и я моргаю, тут же отводя взгляд.
Господи, как же сложно на него не пялиться.
– Думаю, дело не в твоей общительности. – бормочу я, сцепив руки в замок на коленях. – То есть твоя популярность была не с этим связана.
Снова смотрю на него и вижу сначала легкое недоумение, а потом он будто бы вспоминает наш короткий вчерашний диалог. На губах тут же появляется едва заметная улыбка.
– Если не в этом, то в чем? – спрашивает и задумавшись, отпивает кофе. – Едва ли меня можно назвать привлекательным.
Из моего горла вырывается чуть ли не истеричный смешок, и его улыбка становится шире.
– Ты же это не серьезно. – отвечаю, развернувшись к нему в пол-оборота. – Ты же буквально дитя Генри Кавилла и Сэма Клафлина.
Его брови взлетают вверх, а я никак не могу заткнуться.
– Даже Давид в исполнении Микеланджело чистая посредственность по сравнению с…
Заметив довольную ухмылку на его лице, я прикусываю язык и чувствую, как щеки начинает заливать краска. Он, что специально это сказал, чтобы услышать комплимент?
– Тело у меня получше, чем у Давида, это уж точно. – просто сообщает он, изо всех сил стараясь подавить смех.
– Зачем ты тогда?..
– Теперь ты знаешь, какого мне было вчера.
Я хмурюсь, и он поясняет:
– Я назвал тебя красивой, а ты засмеялась.
– Это потому что…
Я осекаюсь. У моей реакции нет причины, кроме той, что возможно мне