Простить нельзя помиловать (сборник) - стр. 19
У Аркадия так и свело сердце: «Дурачок, он все еще надеялся…»
– Я буду с тобой, если это… серьезно. Если понадобится, – голос у Маши был таким, словно она никак не могла откашляться.
– Это не… – начал было Аркадий, но тут влетел Стас, похожий на задыхающегося гонца, примчавшегося с вестью об отряде неприятеля:
– Приехали! Идут!
– Разойдитесь, – приказал Аркадий и сам, поднявшись, заставил себя отойти от сына.
Он слушал вопросы тяжеловесной врачихи, руками которой впору было не лечить, а ломать, и старался обходить взглядом Машу, потому что, взглянув раз, понял, как ей больно. Так не сыграешь, хотя она и привыкла к камере. Когда прозвучали слова «подозрение на компрессионный перелом», они оба содрогнулись.
– Позвоночника? – почти не слыша себя, спросил Аркадий. – Вы хотите сказать, что у него перелом позвоночника?
– Отвезем его в больничный травмпункт, – прогудела врач, с интересом осматривая всех присутствующих. – Вы – отец? Можете поехать с нами. После рентгена все ясно станет. Если подтвердится, там его и оставят.
– А я? – выкрикнул Стас. – Мне можно?
Аркадий вскинул руку, одновременно запрещая это и отмахиваясь от врача, которая, конечно, ошибалась. Не могло это быть правдой…
– Ты иди домой, – запинаясь, сказал он сыну. – Я позвоню. Вдруг что-то понадобится… Я позвоню.
Маша решительно шагнула вперед, толкнув плечом Матвея. В ее лице просвечивала отчаянная одержимость приговоренной.
– Мы поедем следом. Стас, ты можешь с нами.
Метнув в нее разъяренный взгляд, Стас прошипел:
– Нет уж. Я лучше домой.
Повернувшись к нему, Аркадий шепнул:
– На всякий случай собери его бельишко. Щетку, пасту… Вдруг его положат? Книжек возьми. Не знаю, что еще. Поесть что-нибудь.
– Ты думаешь… – Стас громко глотнул.
Аркадий только дернул бровями, запрещая расспросы. Врач уже требовала, чтобы они с Матвеем спустились за носилками. Аркадия бросило в жар от унизительности этой ситуации, но других мужчин здесь не оказалось. Стасу было бы тяжело снести Мишку с третьего этажа. Но оставаться с матерью ему было невмоготу, и он увязался за отцом.
Уже на лестнице Аркадий хмуро спросил:
– Как это произошло?
Не стесняясь Матвея, спускавшегося впереди, Стас бросил:
– Из-за нее все. Приперлась… Мишка сдуру обрадовался. Ты же понял, он решил, что она насовсем… Ну, и прыгнул с парты, чтобы к ней поскорее. А там выступ на потолке, он не заметил… Ударился головой и на пол рухнул. Все.
Аркадий подумал, глядя на желтоватую макушку Матвея, который ни разу не обернулся: «Он все слышит. Если он не полная скотина, ему сейчас должно быть хреново… Она могла полюбить полную скотину?»
Ответ он знал, но сейчас это и не утешало, и не злило. Сердило то, что эти люди, по сути уже чужие, непричастные к их жизни, отвлекают на себя его мысли, рассеивают боль, которая должна быть сосредоточена на ребенке. Ведь в ней тоже есть сила, есть энергия, значит, она способна помочь. Хоть чем-то…
Аркадий отлично знал, что такое компрессия, поэтому не слушал объяснений врача. К тому моменту он уже успел представить, как позвонок («Один? Или несколько?») сплющился во время удара головой. Позвоночник резко просел и…
Молча взявшись за носилки с двух сторон, они пошли обратно, Аркадий только крикнул сыну:
– Ступай прямо домой. Я позвоню.
Он тут же подумал, что это лишнее: Стас и не мог сейчас заняться чем-то, не имеющим отношения к брату. По лестнице Аркадий пошел впереди, руководя их действиями. Он смотрел на ступени, стертые детскими ногами, и с ужасом гнал мысль о том, что Мишка никогда здесь больше не пробежит… Нет! Этого быть не может.