Прости меня, если сможешь - стр. 9
— Мэттью, ты не хочешь нам ничего объяснить?
— Не хочу, — буркнул я. — Но разве у меня есть выбор?
Старшая из младшеньких от души пнула меня под столом. Я скривился и великодушно поделился:
— Как я уже сказал, Том попросил меня о помощи в его программе, и я согласился. Девушку зовут Лиза Миллс, и она будет жить с нами на правах помощницы по дому. Что тут еще объяснять?
— Дорогой, тебе не кажется, что подобные решения ты должен согласовывать с нами?
— Она никого не потеснит, никаких вложений не потребует, окажет помощь в ведении хозяйства. Решение каких бы то ни было проблем, которые могут быть с ней связаны, ложится исключительно на меня. Так что нет, мне не кажется, что это решение я должен был согласовывать.
— Но она будет жить в нашем доме!
— И?
— Темная!
— И?
— Это недопустимо!
Я испытал острое желание бросить ужин и уйти к себе только потому, что знал, что будет сказано дальше, и это заранее бесило — но в разговор неожиданно вступила Камилла.
— Война давно закончилась, мама. Нет больше темных и светлых.
— Еще скажи, что ты считаешь это разумным! — возмутилась матушка. — И объясни мне, дорогая, как вообще твоему Тому могла прийти в голову подобная идея? За кого он нас принимает?
— Он настолько же мой, ма, насколько и Мэтта… — сестрица нарочно пыталась держать нейтральный тон, и я на всякий случай отодвинул ноги подальше — на ком-то же ей надо будет с таким трудом сдерживаемые эмоции спустить. — Я была не в курсе этой просьбы, но раз Том попросил нас, значит, так надо. А Мэтт действительно имел право принять такое решение. И я уверена, что мисс Миллс не доставит нам хлопот — это не в ее интересах.
— Да! — подала голос Абигайль. Девице стукнуло пятнадцать, и она пребывала в святой и наивной уверенности, что теперь имеет право голоса в семейном совете. — Я тоже за то, чтобы она осталась. Нужно же показать этой дряни, где ее настоящее место!
Мне остро захотелось схватить мелочь за шкирку и хорошенько тряхнуть. Мы все на мгновение настолько обалдели от подобного заявления, что потеряли дар речи, и Абигайль воодушевленно продолжила
— А что? Пусть погорбатится хорошенько, отработает. Чем ей еще заниматься? Без магии-то! Ты бы видела ее, мам, шавка драная!
Я резко отодвинул стул, готовясь осуществить первую мелькнувшую в голове мысль, но движение оборвал громкий удар по столу — такой, что аж тарелки подпрыгнули и звякнули бокалы.
— Встань, — коротко скомандовала мать, глядя на среднюю дочь в упор. И когда та втянула голову в плечи, еще, очевидно, не понимая, в чем провинилась, но надеясь, что гроза минует, повторила уже жестче. — Я сказала «встань!»
Абигайль поднялась, гордо вскинув подбородок — избежать битвы не получилось, значит, надо держать форт до последнего.
— Подойди.
Сестрица обогнула стол и приблизилась к тоже поднявшейся матери.
И как только она остановилась, по столовой разнесся звонкий звук пощечины.
Абигайль, не издав ни звука, схватилась за щеку, уставившись на мать огромными, мгновенно наполнившимися слезами обиды и злости, глазами.
— В моем доме так говорить о женщине ты не будешь. И так разговаривать со старшими — тоже. А если я еще раз услышу от тебя подобные выражения — отошлю к тетке Кристен, чтобы она напомнила тебе о манерах, полагающейся юной леди твоего воспитания.