Проспект Коровицына - стр. 18
3. И третье – Владик был фанатом театра. Я к театру всегда относился спокойно. Скажу более, я вообще не понимаю театра как искусства, из зала. Для меня театр – это тусовка, это закулисье. Та самая пресловутая «четвертая стена» она для меня стена и есть. Но Владислав (или правильнее Влад`ислав) любил театр всеми силами души своей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому способна пылкая молодость. При этом отношения с театром у него не складывались. В выпускном классе мы оба готовились к поступлению в театральный (ну, мало ли, вдруг в МГИМО пролетишь?) – он репетировал монолог Сальери, я – Маяковского («Облако в штанах»). Тогда меня отсекли на уровне подготовки, ну да я не особо горевал по этому поводу. У меня же был DA-DA, и там сцены хватало и без Маяковского. И, я б даже сказал куда ближе к живому Маяковскому. И вот тут я, пожалуй, должен отметить еще одного человека, который несмотря на все драматические перипетии не предал свою юношескую мечту – Владислав, конечно же, не поступил в театральный, но театр действительно стал его судьбой – он работал осветителем, рабочим сцены, звукооператором, играл в оркестре, то есть был в театре везде, кроме сцены. Но недавно мне прислали видео – Владислав поет в оперетте. Свершилось! Он прорвал сопротивление среды. Видимо, мечта того стоила.
А тогда его потуги на сцене выглядели очень комично. Мы оба пробовались на роль Петруччо в школьном театре. Я тогда победил. Для подростка, надо сказать, роль очень непростая – там надо тискать девчонок, и, понятное дело, это должно выглядеть естественно, краснеющий Петруччо это нонсенс. Бу-бу-бу – бурчал Левкин: «Это потому что вы с Петровской (играла Катарину) оба развратны. Два сапога – пара. Нашли друг друга!». При этом не менее нахальный Хлестаков в сцене приставания к Марии Антоновне у него получался блестяще. В школе за людьми часто закрепляются странные имиджи, молва их награждает порой совершенно несвойственными им свойствами вот мне было присвоено почетное звание эдакого Ловеласа и сердцееда. Владислав же был эдаким «морализатором» и в творчестве – тоже. То, чем занималось DA-DA он считал беспросветной пошлостью и скоморошеством, а Владислав был рожден для высокой трагедии. И темы для своих песен их группа (альтернативная DA-DA) выбирала соответствующие «Дантовский лес», «Смерть еретика» и пр. Это вам не про жопу петь! Но отклик у публики был слабым, во время выступления в зале поднимался гул, который хорошо знаком каждому заурядному актеру – залу скучно. Владислава это бесило. Он даже срывался и обращался к залу с гневными проповедями о том, что ими утрачены последние позывы к прекрасному. Зал ржал. Владислав неистовствовал.
Надо сказать, что DA-DA породило в школе целую субкультуру. У нас были эпигоны. До сцены, даже до школьной, добрались единицы, но из домашних записей можно было составить весьма обширную фонотеку.
Филологи (на класс младше), наслушавшись «Песен путника» выдали эпическое полотно «Москва – Владивосток». В котором под монотонный стук по табуретке и пару аккордов на сильно расстроенной гитаре перечислялись все населенные пункты (по Малому Атласу СССР) на пути следования поезда: Москва, Люберцы… и тд. Вплоть до Владивостока. Мне как старшему товарищу (и почти звезде) сообщили, что в производстве находится будущий хит на все времена Лиссабон – Сингапур. Но, признаться самого хита я так и не услышал.