Проспект Коровицына - стр. 11
В 1983-м отец умер. Наследство свелось к нескольким пачкам гособлигаций, в которые он по законам и обычаям своего времени, превратил госпремию. Да, они погашались, и мы с матерью выглядывали эти погашения в газетах, но богатства это не принесло. На последнее погашение удалось купить финское пальто.
1984-й год, когда еще не было мобильных телефонов, Интернета, CD-дисков, видеосалонов, а запись с телевизионной моно-трансляции на кассетный моно-магнитофон «Электроника – 302» с характерным «телевизионным» фоном считалась чуть ли не эталоном качества. На перепродаже аудиокассеты б/у можно было сделать приличные деньги (рубля два, а то и все три!). За светокопирование (аппараты Ranx-Xerox появились позже) – не важно чего – можно было поиметь неприятности. Так, я поимел их за светокопирование незапрещенных текстов Л.Н. Толстого. Незапрещенных, да, но и не рекомендованных к прочтению советским школьникам.
Убогий быт, убогая одежда, убогие мысли, которые по большому счету сводились к одному – валить или хотя бы иметь возможность легально отовариваться в «Березке» и купить в дом обязательно что-нибудь типа SHARP-QT-90 (это жизнь удалась!). Подержанные иномарки в те годы имели только небожители.
И все-таки это был хороший год. Год какого-то таинственного оптимизма, год надежд на перемены. Не 1985-й! Нет! Горбачев был уже реакцией системы на эти надежды, на упрямую убежденность, что по-старому уже не будет. Возможно, это касалось все только одного меня – я был молод, влюблен, увлечен познанием нового – литература, театр, музыка. Хотя, пожалуй музыкой сейчас это и не назовешь – некий коллектив друзей в формате современного Comedy-Club. Назывался он DА-DА. Упорно настаивая на приоритете музыкальной составляющей, мы объявляли его как ВИА. Единственным, кто в нем имел хоть какое-то отношение к музыке, был наш одноклассник Сережа Гурин, который, как и положено приличному еврейскому мальчику, освоил курс музыкальной школы по классу фортепьяно и пошел несколько дальше – умел играть джаз и импровизировать. В его доме водились пластинки Рэя Чарльза и Иегуди Менухина. Остальные – как положено 2 аккорда – ритм гитара 3 – соло. Ты (я) – ничего не умеешь – будешь по табуретке стучать (барабанщик).
На дискотеке круто было запустить «Примус», особенно «Девочка сегодня в баре». Это считалось фрондой. Хотя, по здравому размышлению – что в ней такого? – рифмованный фельетон из «Московского комсомольца» о моральном разложении отдельных представителей советской молодежи, которые под буржуазный рок-н-ролл употребляют спиртные напитки и даже…даже…даже, может быть отчасти… иногда… бывает… занимаются СЕКСОМ! А-а-а-а-а!!! Вот будь эта песня на 5 лет раньше – так бы ее и восприняли, а тут… «мама, держись! Папа – дрожи-и-и-и!!» Да это же настоящая угроза! И зал подхватывал.
Тогда же в обороте появился знаменитый список запрещенных групп, который я, как самый главный монстр машинописи (а пишущая машинка у меня была со 2-го класса) тиражировал под копирку. Так и засели эти странные названия «Немецко-американская дружба» «Немецко-польская агрессия» «Денеш Моц» (видимо перевранный при многократном копировании Depeche Mode) до сих пор не могу понять почему список запрещенных групп считался секретным. Это такое «забыть Герострата» вернее, как бы НЕ ЗАБЫТЬ Герострата? Ну да ладно.