Прошлое в наказание - стр. 13
Утро пришло незаметно. Неяркий свет заполнил улицы, площадь перед Моссоветом. И окружающие дома, и Юрий Долгорукий на коне вдруг обрели тяжесть, стали привычными, дневными.
На улицы пришла положенная утренняя суета. Разве что машин было меньше, чем обычно. И все-таки что-то носилось в воздухе – сомнение или тревога? Ожидание томилось в лицах. Что будет? Что ждет нашу большую и бестолковую страну?
Ближе к полдню меня вызвал к себе Гавриил Попов. Сообщил, что Моссовет решено более не защищать. Попросил поблагодарить всех, кто откликнулся на его просьбу. Что я и сделал. После чего вся собранная мною команда отправилась назад, к Белому дому. Теперь уже на метро.
Нас встретила хорошо отлаженная оборона – пикеты, заслоны, охраняемые проходы между баррикадами. Всё по четким законам военного времени. Не было – оружия. Люди, добровольно подчиняющиеся приказам, готовые противостоять грозному противнику, не имели даже холодного оружия. Внутри весьма объемного здания все было по-другому. Там получить автомат ни для кого не представляло труда. Там буквально у каждого был калашников за плечом или в руках. Там оружие как бы прирастало к человеку, наполняя его страшным ощущением возможности убийства. Его легкости. И те, кого не отвлекали спешные дела, пребывали в каком-то оцепенении. Словно хотели спрятаться от мыслей о неприятном, страшном, о том, что неразрывно было связано с оружием. Но снаружи находились лишь невооруженные люди. И мне почему-то хотелось быть с ними. Я не стал задерживаться внутри Белого дома – вновь вышел на улицу под серый, катящийся к вечеру денек, под усталый, равнодушный дождик.
События раскручивались все быстрее, наслаиваясь одно на другое. Хотя, по сути дела, ничего не происходило. Вернее, то, что все определяло, решалось не на глазах многих и многих, но собравшиеся у Белого дома люди, сами того не сознавая, участвовали в происходящем.
В темноте упавшей на город ночи люди ждали развязки. Кто – терпеливо, будто смирившись с судьбой, кто – не находя себе места, непрестанно всматриваясь в темноту, нервно похаживая взад-вперед. Каждый ожидал нападения, представляя, как оно начнется – с обстрела орудиями или со штурма какими-то лихими спецподразделениями, которые вдруг возникнут непонятно откуда, сметая все на своем пути, или еще как-то. Ясно было только, что прольется кровь. Много крови. И когда пронеслось от человека к человеку, разлетелось мгновенно вокруг Белого дома, что было первое столкновение, тут, неподалеку, на Садовом, и есть жертвы, в настрое находившихся здесь произошла перемена. Это ощутили все. Появилась решимость стоять до конца, до смерти, стоять, несмотря ни на что. Словно мощные звуки Бетховенской «Героической» симфонии наполнили всю округу. Я видел эту решимость в лицах, едва различаемых в темноте. Я чувствовал это в себе. Мы были готовы. Мы ничего не боялись. Мы ждали. Это был наш звездный час. Это была наша ночь.
Дождь то развешивал свою влажную пелену, то вновь останавливался, будто ему надоедало столь скучное дело. Неслись минуты. Тяжелые, словно куски свинца. Мы ждали. Но штурм все не начинался. И когда тихо и робко протиснулось утро, мы поняли – они испугались. И это была уже победа. Но никто не обольщался. Могло еще произойти все что угодно.