Прощай, Атлантида - стр. 41
И потом, после уже двухмесячной психушки, в чуланчике для белья, где приютила ее товарка по новой профессии, ночами долго не спала, вспоминая и перебирая все с раннего детства, что мама сделала для нее хорошего, и особенно – как, например, в третьем классе щенка, после по глупости утонувшего, или еще раньше розовые туфельки с бантами, такие красивые и натиравшие чуть-чуть.
Этого она не могла рассказать зеленым партийцам, потому что в этом не было ничего ни синего, ни зеленого. Девушка просто сидела на стуле под плакатом и плакала, опустив голову на столик.
В конце концов смущенная рассказом и сама хрюкающая за компанию носом залежалка в темных очках вынуждена была принести огромную амбарную книгу и записать плачущую в партию, ткнув по странице пальцем, номером тринадцатым или семнадцатым.
При этом девица назвалась: " Элоиза" и, робко улыбнувшись, спросила, что тут делают и что делать ей.
Стоявший до этого каменным истуканом барабанщик шагнул вперед, треснул по чуть порванной перепонке и продекламировал задачи:
– У нашей древней Родины, у Родины у нашей
Должно быть все, дома и крыши краше.
Мы черный мир в зеленую мы жизнь преобразуем,
Чтоб каждый день и час наш был неописуем.
– Ой, как хорошо вы палочкой шуруете, – улыбнулась Элоиза.
– Правда? – покраснел барабанщик. – А я не знал.
– Очень хорошо, – подтвердила особа, опять сморкаясь в подол. – И тихо, и все слышно. А как вас-то зовут?
– Меня? – поразился барабанщик. – Меня обычно в институте никак не называют. Эй…подай книгу…чего расселся, топтыгин…Ну, в общем никак. Хотя можете обращаться …Беляр…то есть, Юлий.
Оказывается, этого парня звали когда-то Юля.
– Июлий, – попросила пепельная девушка, растирая черную смолу на глазах, – скажите еще.
Барабанщик отступил подальше на шаг, примерился, тихо опустил палочки на барабан и произнес:
– Зеленые прольются реки средь суровых берегов -
И демократы вновь сольются сразу без оков.
Поскольку все мы в мире люди-человеки,
Не надо медных пятаков примеривать на веки.
– Навеки, – повторила свежая партийка мечтательно.
В этот момент явился в офис и исполнительный секретарь, строго посмотрел на прибывшую, которая тут же под его взглядом и сникла, пошептался с боевой подругой и сказал:
– Я Вам должен устроить экономический экзамен.
– Не сдам, не сдам, у меня и денег совсем нет, – испуганно пролепетала невеста.
– Сдадите, – широко улыбнулся секретарь. – Ну вот, например, отчего денег много?
– У кого? – испугалась испытуемая.
– В целом, в обществе.
– От глупости, – прошептала девица.
– Правильно! – воскликнул испытатель. – А отчего денег мало. Ну, у людей.
– От лени. От неустроенности работы, от неосвещенности темных рабочих мест. От грязи.
– Возможно, – подхватил секретарь. – А отчего люди отнимают деньги один у другого?
– От обиды, – чуть громче заявила девица. – От обиды на жизнь и на себя. И не учились.
– Сдали! – крикнул секретарь. – Зачисляетесь в кандидаты в партию сине-зеленых на испытательный срок три дня. В молодежное крыло. Будете здесь ночным дежурным, ночевать. Ну и убираться немножко. Зарплата смехотворная. Согласны?
– А кто ж на такое предложение откажется, – и Элоиза зарделась так, что показалось – лопнет ее минутой раньше бледная и сухая кожа.
Довольный, усмехнулся и секретарь. Он, собственно, совсем недавно был экономическим доцентом местного университета, слыл вольнодумцем и в конце концов с треском вылетел. И не потому, что строго и привередливо экзаменовал, а потому, что на все разумные предложения начальства с пеной у рта доказывал – социальная демагогия и подачки вредны для страны, накачка деньгами людей, не производящих за эти деньги продукт, хотя бы в виде здоровья, вредна и есть плевок в Маркса, денежная компенсация – социальная утопия, дотации разворовывающим регионам – форма проституции. И все, что ни сделает начальство – вред. Дурак, а не доцент. Вот и вылетел.