Прощанье с Родиной - стр. 19
Не скрою, что я даже побывал у тебя на квартире, как частный детектив. Не скрою, что эта коммунальная квартира с высокими потолками, где ты, занимая раньше одну просторную комнату с двумя большими окнами, проживал (или все-таки проживаешь?) вместе с женою Таней по прозвищу Пятачок, произвела на меня странное впечатление. Во-первых, чего отродясь не бывало, она была украшена массивной новой дверью, которая при ближайшем рассмотрении оказалась бронированной, хотя и выполненной «под дуб».
Во-вторых, в квартиру я не попал. Высунувшиеся на шум соседи других квартир сначала сказали «че наглеешь, козел», а потом, подкупленные моими манерами и небольшим количеством денег, объяснили, что сами ничего не знают, что коммуналка расселена неизвестно кем, а жильцы съехали в неопределенном направлении, получив отдельные квартиры на территории города Москвы. Хотя не исключено, что «этот туз» (они имели в виду тебя), который все это затеял, теперь владеет всей квартирой и что они сами тебя с нетерпением дожидаются, чтобы вчинить иск за неудобства, доставленные вследствие капитального ремонта квартиры без согласия других жильцов подъезда и конкретной лестничной площадки. Другие, впрочем, утверждали, что ты давно живешь за границей, потому что ты – внедренный туда полковник бывшего КГБ. Третьи намекали, что ты уже содержишься «в тюремном замке» (им я не верю, не такой ты человек, чтобы туда быстро залететь!). Но, все без исключения, они считают, что ты в последнее время разбогател, потому что сменил свою «Опель Аскону» производства 1985 года на «Шкоду Фелицию», а такая машина даже на вторичном автомобильном рынке стоит не менее 10 тысяч зеленых у.е. Все это совпадает и с моими жизненными наблюдениями над тобой, которые я веду в течение многих лет, начиная с нашей юности босоногой, прошедшей в стенах Московского геологоразведочного института им. С. Орджоникидзе, и заканчивая философическими беседами, которые мы время от времени вели (и, надеюсь, будем еще вести) по различным точкам общепита преображенной капиталистическими преобразованиями столицы. Ты точно опять разбогател, у меня нет в этом никаких сомнений, отчего я пишу тебе это письмо, потому что я действительно взят в заложники, I NEED YOUR MONEY, мне нужны твои деньги. А тебе они практически не нужны. Поэтому ты должен их мне отдать для исполнения благих целей, от которых всем (включая нас с тобой и достаточно широкий круг других граждан Российской Федерации) будет только лучше.
Но все по порядку. Дело в том, что я, как ты знаешь, профессиональный писатель, а писательская судьба сложна, особенно в нынешние времена. Что, впрочем, касается и судеб всех других граждан нашей страны, ты это почувствовал на свой шкуре, когда у тебя сожгли нововыстроенный отель на Чудском озере около Пскова, куда ты вбухал все свои так называемые «сбережения», после чего оказался в нетях, то есть в той коммуналке, откуда сейчас тоже исчез. Или когда был вынужден прыгать за 7000 долларов в Черное море с Ласточкиного гнезда, находившегося тогда в другом, хотя и как две капли похожем на наше, государстве, на территории независимой Украины. Мои проблемы – иного рода. Ведь я не так связан с телесной стороной жизни, как ты, поэтому мои страдания носят характер более метафизический. В частности, я совершенно потерял интерес к спиртным напиткам и другим безобразиям, являющимся своеобразным горючим для писательского мотора. Уж не радуют меня пьяные физиономии отдельных моих сограждан и те дикие истории, которые они плетут, как бесконечную сеть, в которой сами же и трепыхаются. Мне все это надоело, с одной стороны, с другой – я более ничего делать не умею и не хочу, каждый должен существовать на том своем месте, куда его Бог определил, и моя функция, по моим ничтожным рассуждениям, заключается в том, чтобы ткать словесную нить вне зависимости от исходного ее материала. Вот почему я с одинаковым удовольствием пишу то, что в прочно забытые ныне, шестидесятые годы прошлого столетия именовалось «нетленкой», но столь же трепетно отношусь и к сочинению так называемой «публицистики», то есть «заметок» для газет и журналов. И то, что для другого – халтура, для меня – моя литературная жизнь, обеспеченная моим, именно моим словом. Кроме того, хочешь не хочешь, а мерзавцы большевики в данном вопросе были, по сути, правы: писатель