Пророчество. Солнечный монах - стр. 16
И каждый раз во время лечения читал благословляющую молитву, желая Энассу счастья и благополучия. Потому что чувствовал, что ему всё больше хочется убить вэссера.
А у Энасса были свои переживания.
Он в первый же день понял, что перестарался с наказанием, что несоразмерно оно оказалось проступку. Но изменить его и показать, что он был неправ, он не мог. И только исподтишка, незаметно, наблюдал, как морщится Эль от очередного удара, как всё сильнее начинает он хромать, и снижал темп, чтобы легче было парню идти, чтобы мог он шагать аккуратнее, не так сильно подпинывая камень. Эль, занятый своими переживаниями, не замечал этого, а Эрист, если и видел, то молчал, переживая за друга.
Каждый вечер, отходя в сторону и делая вид, что ищет место для молитвы, Энасс завязывал узелок на верёвке, которую использовал вместо пояса, и пересчитывал сделанные ранее, чтобы не пропустить день, когда закончится аскеза, чтобы ненароком не заставить Эля мучиться лишние сутки.
И считал дни до момента, когда они, наконец, покинут Зачарованные горы, и Эль сможет вылечить ногу с помощью магии. Но с досадой понимал, что даже при самых благоприятных обстоятельствах это случится уже после того, как закончится срок наказания.
И ещё понимал, что о хорошем к себе отношении со стороны Эля придётся забыть навсегда. Вряд ли тот простит ему свои мучения.
Иногда Энасс мечтал, чтобы Эль взбунтовался, наорал на него и выбросил камень. И тогда бы Энасс обозвал его слабаком и неженкой, язвил бы и насмехался над ним до конца похода, но не стал бы заставлять выдерживать аскезу до конца.
Но Эль молча сносил своё наказание и за всё время не сказал Энассу ни слова. Открывал рот, только когда Энасс напрямую обращался к нему с каким-нибудь вопросом, но и тогда отвечал коротко, односложно, по возможности обходясь просто кивком или пожатием плеч.
Эрист, жалея друга чуть не до слёз, на привалах старался всю работу сделать сам, первым кидался выполнять любое поручение Энасса, чтобы не заставлять Эля лишний раз вставать. Но Эль не принял его заботы и по-прежнему наравне с ним обустраивал место для ночлега.
Так они и шли, разговаривая только по необходимости, погрузившись каждый в свои переживания и мысли.
На восьмой день аскезы и одиннадцатый – их похода известная только Энассу тропа вывела их к широкому и глубокому ущелью. На этот раз вид, открывшийся перед ними, красотой не завораживал. Они стояли на жёлтой, словно обожжённой солнцем, скале. Под ней острыми пиками торчали огромные валуны, появившиеся здесь после сильнейшего взрыва вулкана, буквально разорвавшего соседнюю гору на куски.
А над валунами, на огромной высоте, от места, где они стояли, был переброшен туго натянутый канат, второй конец которого был закреплён на другой стороне ущелья.
– Это что? – недоумённо спросил Эрист, глянув вниз и попятившись от края: несмотря на жизнь в горах, он боялся высоты и сидеть на краю обрыва, как Эль, никогда бы не решился.
Энасс бросил на него насмешливый взгляд:
– Это? Мост на ту сторону.
– Мост? – голос Эриста дрогнул.
Эль с недоумением посмотрел на вэссера. Он что, серьёзно? Им придётся перебираться через ущелье по канату? Эрист точно не пройдёт. Да и он вряд ли сможет это сделать с дополнительным грузом. Без булыжника бы ещё мог рискнуть, но с камнем… Нет, он не самоубийца.