Пропавшая ватага - стр. 33
– И все ж… Я б, атамане, по берегам надежную сторожу выставил. С пищалями, со всем снаряженьем. Чтоб ежели вылезет из воды какое чудище – так враз!
– Дельно говоришь, – одобрительно кивнул старшой.
Иван всегда знал, что здоровяк Михейко, на вид – тупая бугаина, обладает острым умом и недюжинной смекалкой, много чего знает, но не рассказывает – стесняется, опасаясь показаться умнее других и тем собеседников своих обидеть. И бывают же столь деликатные люди, Михейко Ослоп – как раз из таких.
– Ты что задумчивый такой, друже Михей? Со стругом непорядок?
– Со стругом-то как раз порядок, атамане. Вона, гляди сам!
Чуть впереди, как раз по тропинке, за большим плоским камнем, где и стояли сейчас собеседники, у полувытащенного из воды струга копошились ватажники – что-то подделывали, конопатили, красили.
– Сиверов Костька сказал – добрый струг, – пояснил здоровяк. – Небольшой, однако вместительный и быстрый.
– А с осадкой как?
– Подходящая осадка – в локоть. Пройдет по любым рекам.
– Это хорошо, что пройдет, – покивал атаман. – Переволакивать-то нам несподручно – хочу пушек побольше взять, хороших, бронзовых.
Бронзовые литые пушки действительно были куда лучше чугунных либо железных, сварных. Во-первых, куда как легче, что в дальнем походе имело решающее значение, а во-вторых – намного безопаснее для самих пушкарей, в случае чего, перед разрывом на стволе появлялось вздутие, железные же разрывало сразу, и тогда обслугу осколками рвало в куски. Рвались, бывало, пушки-то, ничего вечного в мире нет.
– Так что тебя кручинит-то, Михей?
– С Афоней вчерась до поздней ночи беседовали, – тихо отозвался бугай. – Про нестяжателей, про Нила Сорского – тому еще и ста лет не прошло. Говорят, и государь наш, Иоанн Васильевич, дед родной Иоанна Васильевича нынешнего, да продлит Господь годы его, к нестяжателям тем склонялся, да вот помер. Афоня того Нила Сорского и сторонников его еретиками честит, а я вот думаю – зря ли? Чтоб церква – для молитвы токмо, а не землями, не людьми володеть.
– Согласен, мысли-то у нестяжателей добрые, – немало подивившись теме ночной беседы, степенно отозвался Иван. – Да только так часто бывает, что за доброю мыслью диавол стоит! Вон Лютера-немца вспомни. Тоже ведь так все говорил, а потом что? Церквы порушили, бог атства да земли забрали… и кто потом стал богатством тем да землею владеть? Сильные мира сего – короли, князья да графы! Ты вот смекай – ране с одной стороны – церковь сильная, с другой – светские князья. Что выходит?
– Равновесие!
– Вот то-то и оно. А коли равновесия нет? Человек слаб… даже – церковный. Лютер – что еще, мне литвин один про Кальвина рассказывал, того, что женевским папой прозвали. Тоже на словах одно проповедовал, а на деле? Костры запалил человечьи, запретил одежды красивые, веселье, праздники.
– Да-а, друже атамане, – покивал Михей. – Начинается-то оно всегда хорошо. Вон и во французской земле таких гугенотами прозывают. С католиками который год воюют, друга дружку бьют почем зря, храмы рушат. Хорошо, что Русь-матушку Господь бог от такого упас!
– О, гляди-ко! – присмотревшись, атаман указал рукой в небо, где над тем берегом, над лесом показался летающий всадник верхом на драконе с кожистыми крыльями и длинной зубастой пастью. – Опять колдун соглядатая послал. Давненько не было! Интересно, это они к чему?