Пропавшая дочь - стр. 12
– Да, да, конечно. У тебя будет полно времени привести себя в порядок, когда мы закончим.
На мгновение лицо Роберта отразило нечто похожее на надежду, но потом сила эмоции ослабла, и оно снова приняло скорбное, настороженное выражение, которое продержится еще долго после ухода Отца. Теперь, когда они вдвоем сидели в гостиной, а драка осталась позади, Отец начал испытывать к себе ненависть. Какая-то его часть хотела просить прощения за то, что он только что сотворил со стариком у того в спальне. Но Отец отвел эту часть в дальнюю комнату своего сознания, запер и проглотил ключ.
Снова порывшись в рюкзаке, он достал фотографию в полиэтиленовом пакете и приблизился к креслу. Роберт следил за ним, молящее выражение лица снова сменилось на презрительное. В глазах Отца, единственной открытой части лица, он заметил черту, с которой, по его мнению, он мог работать – слабость. Отец уже видел это полускрытое, но нетерпеливое выражение у людей вроде Роберта. Они ждали опущенного века, моргания, расширения зрачков, чего-то такого, чего-то почти незаметного. Роберт хотел знать, что волнует людей, будто эта информация была маленькой опорой на отвесной скале, за которую можно было бы ухватиться. Поработать над ней, расширить, превратить в выступ, где можно расположиться и начать нашептывать. Продолжать, пока тонкая струйка доверия и дружеских отношений не превратится в лавину. А потом оппонент вдруг оказывался на крючке. Отец пользовался в работе над стариком грубыми методами, хотя подозревал, что тот может применить против него более тонкие средства. Если он ему позволит. Но это была не шахматная игра, не какие-то там переговоры, потому что такие вещи не принесли бы миру ничего хорошего. Не было никакого соглашения в нужный момент, оставались лишь личная выгода и силы, необходимые для ее получения.
Отец перешел к заключительному заявлению и вынесению приговора. Тон его голоса стал жестче, хотя он продолжал говорить тихо.
– Не будет никаких объяснений и оправданий. Никакой болтовни. Суд над тобой состоялся давным-давно. Мы никогда не будем подписывать обязательства, Роберт. Если ты скажешь хоть одно слово, которое, как мне покажется, будет отдалять нас от той очень специфической информации, ради которой я пришел сюда, то я залью тебя из баллончика, как тлю, и оставлю у тебя во рту этот черный резиновый мячик. В твоем возрасте три дозы могут вызвать у тебя остановку сердца. Так как насчет того, чтобы не испытывать судьбу и найти в себе силы сказать правду? А теперь, вот что мне известно. Ты – владелец агентства, предоставлявшего персонал для детских интернатов. Ты обеспечивал сиделками три таких дома. Но еще ты нанимал своих приятелей, с которыми разделял схожие интересы.
– Это старая история, – произнес Роберт, аристократически растягивая слова. Лицо у него посерело, кожа вокруг рта покрылась морщинками. Слезящиеся, полуприкрытые веками глаза смотрели вдоль длинного носа на Отца, который, словно черт из табакерки, вскочил с места, чтобы схватить газовый баллончик.
Роберт вздрогнул.
– Простите, – лишь произнес он.
Отец медленно вернулся на свое место и успокоился.
– Ты всегда был зачинщиком. Курировал все. Знал обо всем, что делала твоя группа. Двое твоих партнеров исчезли в Таиланде за пару лет до 2051 года – года, который очень важен для сегодняшней встречи. Третий, Билли Ферроу, был убит в тюрьме в 2050-м. Таким образом, никто из твоего внутреннего круга не был доступен для меня и не мог быть причастен к похищению, которое я расследую. Но, возможно, в этом районе у тебя были партнеры, которые что-то знали о том похищении в 51-м. Не скажу, что подозреваю тебя в этом преступлении, Роберт, но ты просто той же породы, что и те, кто мог его совершить.