Размер шрифта
-
+

Промежуток - стр. 11


– Тут никуда не денешься, приказ есть приказ.


– Это же нештат?


– Да стопудово нештат.


– Но я же не каннибал, бро!


– А это еще не каннибализм. Хотя он у нас разрешен, да? Конституции не противоречит?


– Так-то оно так, но…


– А это не каннибализм. Это, как я понял, в ритуальных целях.


– Ты бы видел его. Пацан пацаном.


– Бро, это вопросы политики. Должен быть порядок. Он же был заговорщиком, не? Опасен для общества?


– Так-то оно так, но…


– Никаких но. Личность его установлена?


– Нам сказали: не ваше дело.


– Ясно. Под грифом «секретно». Ну и забудь.


– Думаешь, я не хочу?


– Давай-ка за отдых. За душевное лето. За тебя! – дзик-дзик.


– И ты не болей! – дзик-дзик.


– Ну спасибо. А то колени что-то стали шалить.


– Это все служба.


– Большая нагрузка. А приезжай на дачу, хочешь – с Оксанкой! Шашлычки замутим…


– Далеко у тебя? И речка есть?


– Сто первый километр. Не так уж и далеко. Речка – есть. Там все, что надо. Земляника, малина, грибы пойдут…


– Это хорошо.


– Вот и подгребай! Птички, речка, шашлычки… Слушай, это…


– Давай еще по одной.


– Ну давай. – Ч-чпок. – А все-таки как оно тебе…


– Ну давай! – Чпок, пшик. – За нас, за Россию! – Дзик-дзик.


– А все-таки какое оно? Ну, по вкусу?


– Оно?


– Да мясо. Ну… человечина.


– Тише, тише.


– Мне надо знать. Я из профессиональных соображений.


– Ладно, сейчас. Посмотри по сторонам.


– Никого.


– Наклонись-ка.


– Ага.


– Оно такое /шепотом/… незабываемо нежное. Я многое пробовал. Но такое…


– Ты серьезно?


– Цыть. И чтобы никому.

Птичьи разговоры

1. Трель

чив-чив-чинь-чинь

пиу-пиу

твинь-твиринь-тинь

чуври́у

фьюить

тень-тиринь-тинь

пиу-пиу

хьют-хьют

твинь-твиринь-пинь

фьи-фьи-фьи-тья-тья-тья-твирьвирь-

чуврри́у

2. Зяблик

Орнитологи думают, что мы издаем мелодичные звуки, когда нам необходимо привлечь внимание самок (возможно, так поступают сами орнитологи). Что мы это делаем лишь в расчете на спаривание. Лишь. Они присвоили себе смысл нашей жизни и логику наших повадок. Допускают в нас эмоциональное, но отказывают нам в интеллектуальном. Они полагают, что инстинкт правит нашим миром – такая у них привычка, навязанная им их подстреленным школьным образованием. Инстинкт и привычка – странно, но люди не замечают, что это события одного порядка.


Люди не предполагают, что пытаются расшифровать вовсе не нашу речь (которой они не слышат). Что так называемое птичье пение – это просто историческая звуковая реконструкция, тщательно воссозданные саундтреки стародавних времен – или тихая молитва, точный смысл которой уже никому из нас не ясен. Некоторые из нас таким образом лишь отдают дань древне-птичьим традициям (подобное происходит и у людей); другие и сегодня с помощью этих сигналов выкликают и заклинают бездонный космос. Они летят внутри странных звуков: «фьюить, фьюить» – и соединяются с бесконечностью.


Почему-то люди не допускают такое у нас. Они принимают это за коммуникацию особей внутри вида: например, пишут, что мы сообщаем птенцам о приближающейся опасности с помощью короткого «твинь» (будто мы почти не говорим с птенцами; будто у нас голосовые связки не приспособлены для развернутых разговоров). Другая группа ученых считает, что в этом случае мы издаем «хьют» (хьют твиня не слаще).


Орнитологи изучают наши тремоло, однако в состоянии различить лишь немногие звуки. Так устроен их слух – вернее, их предубеждение. На предубеждение настроены и записывающие устройства, которыми они пытаются схватить ускользающий звук. Орнитологи не догадываются о том, что между собой мы спокойно разговариваем о самых разных вещах, как и все существа. И вещества. Мы делаем это тихо. Очень тихо. А «фьи-фьи-фьи-тья-тья-тья-твирьвирь-чувррйу» – это шутка для тех, кто подслушивает птиц.

Страница 11