Прометей, или Жизнь Бальзака - стр. 90
В пятьдесят два года Dilecta все еще оставалась страстно влюбленной. Ах, как она отличалась теперь от той великолепно владевшей собою и чуть насмешливой женщины, какой была в начале их связи! Ныне она любила своего слишком молодого возлюбленного с безумным пылом; она восхищалась его нарождавшимся гением.
Госпожа де Берни – Бальзаку
«О мой дорогой! Мой божественный! Все, что я могу, – это пребывать в экстазе, погружаясь в свои воспоминания. Как передать тебе, до чего я счастлива! Чтобы понять, ты бы должен был познать самого себя, а это невозможно, главное же – тебе невозможно постичь, что́ ты значишь для меня. Если бы в безумных грезах у меня явилось желание быть любимой так, как любят лишь на небесах, и если бы это желание полностью осуществилось, то даже тогда мое блаженство ничего бы не стоило в сравнении с тем, какое даруешь мне ты. О, что бы мне такое сделать? Где найти силу, могущество – все, что мне необходимо, все, чем я хотела бы заплатить за такую любовь? Вчерашний вечер, один только вчерашний вечер дороже для меня, чем десять веков… Тебе мой привет, любовь и хвала!..»
В другой раз она писала: «Уже рассветает, прими же мой привет, милый, прими от меня привет, мой нежный властелин!» Одного только она не понимала: как может человек с такой возвышенной душою скрывать что-либо от той, которая обожает его. Она знала, что Оноре снова видится с герцогиней д’Абрантес. Сидя на кушетке, «на этом священном ложе», он отвечал: «Как можешь ты требовать, Лора, чтобы я разом порвал с нею? Как могу я заплатить свой долг особе, которая готова все сделать для меня?» Но разве у Оноре не было иного долга, более настоятельного, по отношению к бедной подруге, поддерживавшей его в трудную пору своим присутствием, ласками и своим состоянием?
«Добавлю еще одно, мой дорогой, мой милый: по совести говоря, я не верю, что эта женщина может и хочет быть тебе полезной… Она не захочет этого, ибо, живя в Версале, ты не добьешься успеха, а согласиться на то, чтобы ты жил вдали от нее, в столице, она, думаю, не пожелает».
На «священной» кушетке Оноре готов был обещать все, что угодно, однако, предоставленный самому себе, отправлялся в Версаль и работал там над рукописями герцогини, которая вознаграждала его на свой лад. Бедная Dilecta приходила пешком на улицу Кассини, и соседи сообщали ей, что Бальзака нет дома. Она наказывала его церемонным «вы»: «Очень прошу вас сообщить, могу ли я, невзирая на солнце или дождь, прийти на улицу Кассини в три часа?.. Прощай, милый, прощай».
Моралист осудил бы такое проявление неверности, такую ложь. Бальзак это оправдывает: «Человек, превративший свою душу в зеркало, где отражается целый мир… неизбежно оказывается лишен того рода логики, того упрямства, которое принято называть характером. Он немного беспутен… Он увлекается, как дитя, всем, что его поражает… Он может любить свою любовницу до обожания и покинуть ее без всякой видимой причины»[85]. У первобытных народов ясновидящие, барды, импровизаторы считались существами высшего порядка. А у нас, «едва вспыхнет свет, его спешат погасить, ибо принимают за пожар». Бальзак требует права на непостоянство.