Прометей, или Жизнь Бальзака - стр. 52
С Лорой Оноре беседовал о своих книгах. Он подтверждал, что «Наследница Бирага» – «сущее свинство», зато «Клотильда Лузиньянская», которая должна была вот-вот выйти в свет, – настоящий шедевр. Он и в Байе привез работу: начатый роман «Ванн-Клор» и план нового произведения «Арденнский викарий». У самой Лоры тоже не было недостатка в замыслах. Они будут писать «Викария» втроем, и вся семья разбогатеет; а потом они атакуют театр. Все то время, пока Оноре гостил в доме сестры, там не умолкал смех и не утихала беседа. Бальзак валялся на оттоманке в старых панталонах, без чулок и галстука. Брат и сестра болтали обо всем: о бабуле и о родителях, о бедной Лоранс, о «Клариссе Гарлоу»[57], о «Юлии». Сюрвиль возил Оноре в Кан, в Шербур. Лора знакомила его с местными жителями. Романист копил впечатления – запоминал окрестные пейзажи, расположение городских улиц, таинственное мерцание свечей в кафедральном соборе, знатную даму, покинутую любовником (графиню д’Отфей). По слухам, он даже попытался взять приступом эту оставленную крепость, однако ему пришлось с позором отступить. Он подробно расспрашивал о жизни разных слоев здешнего общества. Его все интересовало. Удивительная способность Бальзака определять, подобно натуралисту, различные социальные виды, позволила ему обнаружить в Байе ту же структуру общества, которая была характерна для всех небольших французских городов во времена Реставрации: знатное семейство, никому не ведомое за пятьдесят лье отсюда, но связанное узами родства с самыми известными семьями Парижа; гораздо менее древний, но куда более богатый род; несколько старых дев знатного происхождения; и, наконец, благомыслящие буржуа, которых снисходительно допускают в это Сен-Жерменское предместье в миниатюре.
Между тем «Клотильда Лузиньянская» вышла в свет, и в один прекрасный день от уважаемой мамаши прибыло грозное письмо, одно из тех, на какие она была великая мастерица.
Госпожа Бальзак – Лоре Сюрвиль, 5 августа 1822 года
«Вот уже несколько дней, милая Лоретта, новые огорчения терзают меня… И виновник этого – Оноре, милейший, дражайший Оноре, который, сам того не желая, вонзил мне нож в сердце; ты еще не знаешь, милый мой друг, до какой степени чувствительно самолюбие матери, ибо его порождает неукротимое желание, присущее всем настоящим матерям, – желание видеть, что их дети чего-то достигли в жизни; именно такие надежды я возлагала на своего Оноре; но пока мои упования не находят отклика.
Вы, верно, скажете: „На что сетует наша милая матушка? Зачем она все это нам говорит?“ Сейчас объясню. Я медлила с этим письмом, которое, надеюсь, вы обратите ему на пользу, ибо хотела, чтобы Оноре закончил книгу, ту, что, по его словам, он пишет у вас; полагаю, к вашим замечаниям он отнесется более внимательно, чем к тем, какие я высказывала по поводу злополучной „Клотильды“».
Госпожа Бальзак, которой сын в свое время читал «Клотильду», настоятельно просила его самым тщательным образом исправить текст; теперь она обнаружила, что Оноре совершенно не посчитался с ее замечаниями. Опубликованный роман приводил ее в ужас. Что думают Сюрвили о такого рода выражениях: «хрупкий луч», «бархатистые движения», «животворящие соки»? А как им нравится, что чуть ли не на каждой странице повторяется слово «пленительный»? Многие погрешности трудно было уловить на слух, ибо Оноре читал с жаром, с душою. «При трезвом чтении» родители замечали теперь серьезные недостатки романа. План был хорош, сюжет очень мил, но, когда автор пробовал блеснуть своим умом и обращался к читателю, он выказывал дурной вкус. «Я ждала похвал. Полный провал!» А для госпожи Бальзак важнее всего «общественное мнение». Друзья признают, что у Оноре богатое воображение, но тут же прибавляют, что ему не хватает трезвости суждений. Рабле немало ему повредил, Стерн – еще больше, а особенный ущерб принесло частое общение с молодыми людьми, которые портят друг другу вкус. «Словом, я сильно огорчена, повторяю еще и еще раз». Однако она не решается все это сказать сыну, потому что он легко падает духом: «Оноре считает себя либо