Проклятые огнем - стр. 33
Сколько он себя помнит?
Воспоминания, четкие, подробные, начинали сбоить, стоило только попытаться покопаться в своей душе. Винтар прекрасно помнил битву за Брун – тогда еще чудом остался жив мальчишка-травник, – мог рассказать в подробностях о любом принятии ландскнехтов на службу – еще бы, сам связал небесный металл ошейников с ледяной магией, замкнув все оковы в одно кольцо и запечатав клятвой на принадлежащей Аурунд черной книге. Правда, тогда толком не удалось отрегулировать качество заклятья, и теперь все завязано на жизнь правительницы Ругеи. Не приведи Единый, погибнет – лопнут все оковы, – но любая попытка вспомнить хоть что-нибудь о себе натыкалась на холодную стену беспамятства. Не было воспоминаний ни о детстве, ни о родителях, ни даже – пусть Тот, Кто Рядом, заберет эту дурную голову! – о родной сестре, которая сейчас, наверно, готовится отойти ко сну.
Винтар шагнул к донжону. Сестра. Аурунд. Что-то связано с ней. Что-то очень важное… Взять, например, пленника, пойманного около трех лет назад. Почему-то очень задело, как Аурунд проверяла его дар. Зацепилось за душу ледяными когтями и отказалось выпускать из цепкой хватки. Хотя, казалось бы, что тут запоминать – один из множества пойманных…
С этим парнем, назвавшимся сыном предыдущего правителя, что-то связано. Не зря же Аурунд уже три года держит его пленником. Был бы не нужен – давно б убила. Или просто – в ошейник и в рядовые ландскнехты.
Что-то с этим пленником было не так.
Винтар вздохнул, бросил последний взгляд на небо, затянутое тучами, и направился к темнице. Всякое проявление радости окончательно вымылось из души.
Свет почти не проникал в маленькое оконце камеры. За стенами бушевала непогода, но в крошечном помещении было душно – воздух почти не проникал внутрь, и когда тюремщик, звякая ключами, только отворил дверь, на Винтара пахнуло изнутри жарой, ароматами давно не стиранной одежды и прелой соломы. Разглядеть что бы то ни было безо всякого освещения было невозможно. Все, что увидел Кенниг, – это непонятные неподвижные тени в дальнем углу. И не поймешь, есть здесь кто или пленника давно перевели в другую камеру. В последний раз ледяной маг был здесь больше двух лет назад: захваченными занималась в основном Аурунд, и у Винтара не было никакой надобности спускаться сюда.
В ответ на вопросительный взгляд тюремщик услужливо закланялся:
– Здесь он, здесь. В полдень приволокли.
Приволокли?!
Впрочем, разглядеть что бы то ни было в царящем полумраке было невозможно.
– Свет, живо, – коротко скомандовал Винтар.
Тюремщик – как его там, Пранто Вайс, кажется, – замялся:
– Магов не дозовешься… А факелы в тюрьме… саламандры…
– Свет. Живо. – И хоть ледяной колдун и не думал повышать голос, но было в тоне, которым это сказано, что-то такое, от чего тюремщик мгновенно перестал спорить и притащил факел с огнивом. На слабый мерцающий огонь Вайс, впрочем, старался не смотреть, и когда Винтар вздохнул:
– Пошел вон. Понадобишься, позову, – счастливо убежал в темноту коридора, а ледяной маг, высоко подняв факел, шагнул в темницу.
В лицо пахнуло смрадом. Здесь было еще хуже, чем снаружи. К уже знакомой вони примешивались еще какие-то новые мерзкие запахи, но вычленять их Кенниг не решился.
Изначально, конечно, тюремщик был прав. Винтар-то мог позволить себе смотреть в огонь, не опасаясь, что его тело выберет саламандра, да и любой другой человек в здравом уме не будет любоваться на пламя, но что помешает обезумевшему пленнику заглядеться на пляшущие языки, чтобы впустить в себя огненного духа и, погибая, забрать к Тому, Кто Всегда Рядом, всех, кто оказался поблизости. Впрочем, выбора у брата госпожи Аурунд не было – без света он ничего не разглядит в камере.