Прокляты и забыты. Отверженные Герои СССР - стр. 47
В начале ноября 1949 г. Буршика вызвали в столицу Словакии город Брно на празднование 5-летия боев на Дукле и вручение памятной медали. Устроители мероприятия совместили его с празднованием очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Это вызвало неудовольствие Буршика, который вынужден был слушать соответствующие речи о мудром и великом вожде Сталине и его верном последователе Клементе Готвальде. В разговорах с людьми он прекрасно знал, что в стране растет недовольство политикой коммунистов, которые захватили в стране единоличную власть.
После торжества, которое затянулось, в семь часов вечера Буршик выехал в Остраву. В освобождаемой ими квартире он должен был забрать кое-какие вещи и, наконец, попрощаться с соседями.
Рано утром в дверь квартиры позвонили. За окном стоял знакомый офицер Козина, но в гражданском костюме. Офицер вручил ему новый приказ: срочно явиться в Прагу, в Министерство обороны, – и настоял, чтобы Буршик выехал немедленно. Он предложил свой служебный автомобиль. С этого момента офицер не отставал от Буршика ни на шаг. В дороге, когда они обедали в ресторане, он даже последовал за ним в туалет.
Автомобиль въехал в Прагу уже в сумерках, когда в министерстве уже явно никто не работал. Привязчивый офицер предложил переночевать на квартире, откуда, как он заверил, до министерства пару шагов. Вместо этого автомобиль заехал прямо во двор военной тюрьмы Панкрац.
Буршику тут же был предъявлен орден на обыск, который весь день томился в кармане его спутника. Йозеф вспоминал: «Казалось мне все как будто во сне. Этого не может быть, это неправда. Неужели я какой-то преступник?
Неожиданно стал около меня полукругом кордон из офицеров и унтер-офицеров. Вместе с Козиновым пистолетом в меня целились стволы несколько автоматов. Не удержался я и заорал:
– Вы есть хуже сброд, чем гестаповцы!
В этот момент на меня бросились с обеих сторон и, несмотря на мое бесполезное сопротивление, потащили в тюрьму. Запихнули они меня в небольшую темную каморку с миниатюрным оконцем с решеткой и обитыми железом дверями. «Роскошь» обстановки создавала одна казарменная койка. Так, за это сражался, cолдат! – пробежало у меня в голове. Но сразу затем я с иронией выговорил, что будет еще хуже.
Три тюремных надзирателя меня насильно раздели донага, и после обстоятельного личного просмотра я должен был надеть одежду арестанта.
«Так не поступают честные чехословaцкие офицеры. Те бы шли на дело прямо и открыто!» – сказал я присутствовавшим здесь Козине и нескольким другим офицерам, которые пришли полюбоваться моим покорением. Прежде чем они ушли, еще я на них крикнул, что они обыкновенная банда.
В каморке было весьма прохладно. Для меня с таким расшатанным здоровьем это уже само по себе было весьма опасно. Застучал я в двери…
Однако же, неожиданно мою ту просьбу Райциновы холуи исполнили. В общем, затопили. Только я весь немного согрелся, начал я в двери стучать снова. Попросил, чтобы был приведен к надлежащим образом допросу. Не мог я понять, из-за чего все произошло. Этот вечер и эту первую ночь допросы не проводились. Аж на следующий день.
Утра я все не мог дождаться. Наконец загромыхали ключи, и был я приведен к допросу. Из вопросов я понял, что меня подозревают в сотрудничестве с антикоммунистической группой.