Проклятие злого Леопольда - стр. 1

Утро в семье Казюлиных началось со скандала. Они в последнее время стали слишком уж частыми гостями у молодой пары. После переезда Козюлиных на новое место цапаться стали буквально каждый день, иногда и не по одному разу. И ведь ничего не предвещало, скандал разгорался на пустом месте. А повод к сегодняшней ссоре был и вовсе самым ничтожным.

Муж Казюлин, отзывавшийся на звучное имя Сильмариллион, сокращенно Сил, так спешил успеть вовремя на работу в свой офис, что, надевая брюки, заметно нервничал. Он так отчаянно хотел попасть ногой именно в нужную штанину, что случайно ударил тумбочку, которая была дамой пожилой и впечатлительной. А тут и вовсе тяжко пошатнулась от нанесенного ей оскорбления и в знак протеста немедленно выплюнула из себя все, что до того было укромно скрыто в ее отполированных внутренностях.

На полу немедленно оказались огрызки карандашей, стертые и окаменевшие ластики и, как это ни странно, альбом в кожаном переплете. Он открылся на первой странице, и стали видны открытки с занятными картинками на них. На одной открытке хорошенький кудрявый мальчик протягивал своей подружке в нарядном фартучке корзину, полную отменных спелых слив.

Надпись, сделанная внизу затейливой вязью, гласила: «Кушайте наши сливы, будете очень красивы». Чуть ниже было указано название улицы «Большой Казачий переулок, лавка купца Порфирова». Видимо, это была своеобразная реклама лавки зеленщика, расположенного когда-то по этому адресу.

Супруги посмотрели на альбом, потом встретились взглядом друг с другом. Это послужило своеобразным знаком к последующей за ним ссоре.

– Тьфу ты! – тут же возмутился Сил, словно и не он был виноват в происшествии, и строго взглянул на жену: – Что это тут такое валяется?

Жена его, основательно вздрюченная с утра придирками супруга, а именно: пригоревшей и одновременно оставшейся слишком «сопливой» яичницы, несвежими тостами и неправильным клубничным джемом, «он не такой, как был у бабушки», – и так из последних сил сдерживалась, чтобы не наговорить любимому всякого разного. В частности, ей хотелось напомнить и о том, что это сам Казюлин вытащил из чулана эту древнюю тумбочку, хромую на одну ногу. И клятвенно обещал, что лично отреставрирует ее.

«Это же XIX век, антиквариат, от бабки-графини осталась!»

И еще что-то обидное сказал про сиволапых провинциальных родственников, которым не понять таких вещей. Жена Сила, Арина, как раз и происходила из семьи рабоче-крестьянской с легким налетом трудовой интеллигенции, намек в свою сторону она поняла и очень обиделась. Тумбочку же эту она невзлюбила с первого взгляда – чудилась Арине в ней какая-то подковырка. И теперь женщина была даже рада, что так все получилось. Вот только почему муж винит в случившемся ее?

Арина сделала глубокий вздох, мысленно сосчитала до пяти, как советовал ей ее гуру по личностному росту, и как можно более спокойно и вежливо произнесла:

– Не видишь разве, любимый? Это альбом.

– Вижу, что альбом, почему он тут валяется?

– Валяется он только теперь, после того как ты его уронил. А до этого он спокойно себе лежал в тумбочке.

– Но почему он тут лежит? Разве тут ему место?

– А где ему место?

Голос Арины опасно звенел, но Сил этого не заметил.

– Не знаю, убери его куда-нибудь! – раздраженно приказал он.

Арина мысленно сосчитала снова до пяти, потом до десяти, потом до пятнадцати.

И лишь после того как пауза слишком уж затянулась, а желанное спокойствие так и не наступило, она ответила:

– Это твоя мама обратила твое внимание на тумбочку и сказала, что это антикварная вещь, которая принадлежала то ли прадеду, то ли еще кому-то. Видимо, в тумбочке лежал этот альбом. Мы его не заметили. Наверное, много лет назад твой прадед положил его в тумбочку и забыл о нем.

– И что? Разве ты не можешь его убрать?

– Ты его достал, ты его и убирай!

– Ничего не скажешь, хорошая ты хозяйка! Ценная старинная вещь лежит, пылится, а тебе и горя нет!

И снова что-то упомянул про ее пролетарское происхождение и родню от «мартена». Вроде бы и ничего обидного не сказал, все именно так и было: и у мартеновских печей сутками напролет стояли, и Днепрогэс строили, и даже на БАМе члены семьи Арины успели поучаствовать в работах, – но все равно было обидно.

Арина уже едва сдерживалась, чтобы не наговорить гадостей. Никакие медитации уже не помогали. Не до них сейчас было. С каждой минутой в высокородного мужа хотелось запустить чем-нибудь тяжелым, пусть даже этим альбомом.

– Я не собираюсь ничего убирать, – отчеканила Арина. – К тому же я собираюсь его изучить. Меня этот альбом заинтересовал.

Но муж уже справился с брюками и унесся на кухню, где снова что-то упало. Судя по раздавшемуся вслед за этим звону, это была чашка или даже тарелка. Арина решила на кухню не идти. Когда муж собирался на работу и опаздывал, он становился совершенно невыносимым. И даже пространство вокруг него наполнялось какой-то звенящей опасностью и начинало пульсировать, как, бывает, пульсирует головная боль в висках во время приступов мигрени.