Проклятие Гавайев - стр. 2
Мне не удастся разделить с тобой радость участия в чемпионате серферов – мой адвокат выставил серьезные возражения против этого, сославшись на мой анализ мочи и связанные с ним юридические последствия.
Зато я буду участвовать в печально известном Мемориальном бое петухов в Листоне с начальной ставкой в тысячу долларов. Это означает вот что: если ты продержишься минуту в клетке с одним петухом, получаешь тысячу, пять минут с одним – пять тысяч, две минуты с пятью петухами – десять тысяч долларов и так далее…
Это серьезное дело, Ральф. Гавайские бойцовые петухи за считанные секунды рвут человека в клочья. Здесь, дома, я тренируюсь с павлинами. Это сорокафунтовые птички, шесть штук, в клетке шесть на шесть метров, и мне кажется, я в этом деле уже прилично насобачился.
Пришло время порастрясти жирок, Ральф, оставить покой и снова появиться на публике. Ты же знаешь, дружище, мне тоже давно пора отдохнуть, и причины к тому более чем веские. Поэтому я искренне желаю, чтобы у нас все прошло без сучка без задоринки, и верю в глубине сердца, что так и будет.
Не о чем беспокоиться, Ральф! Мы сделаем это легко! Я уже снял небольшое поместье: два домика с пятидесятиметровым бассейном на самом берегу моря. Это на Алий-драйв в Коне, где круглый год сияет солнце.
Твой ХСТ
Голубая рука
Мы были уже в сорока минутах от Сан-Франциско, когда экипаж наконец решился заняться проблемой с туалетом в первом классе. Дверь не открывалась с самого момента взлета, и теперь старшая стюардесса вытащила второго пилота из кабины и привела в салон. Тот появился в проходе рядом с моим креслом, держа в руках странный черный инструмент – не то фонарик с лезвиями, не то электрифицированную стамеску. Совершенно спокойно кивая, он вслушивался в горячий шепот стюардессы.
– Он мне отвечает, – говорила она, тыча длинным алым ноготком в табличку «занято» на двери туалета, – но я не могу его оттуда вытащить.
Второй пилот продолжал задумчиво кивать, повернувшись спиной к пассажирам и одновременно настраивая свой явно спецназовский инструмент.
– Личные данные? – спросил он стюардессу.
Та глянула в список, прикрепленный к планшету.
– Какой-то мистер Аккерман, – ответила она. – Адрес: почтовый ящик девяносто девять, Кайлуа-Кона.
– Большой остров, – констатировал второй пилот.
Стюардесса кивнула, продолжая изучать поверхность планшета.
– Член клуба Красного Ковра, – сказала она. – Часто путешествует, но где бывал раньше – не сказано. Зарегистрировался в Сан-Франциско, первым классом, в один конец до Гонолулу. В поведении безупречен. Никакой дополнительной информации: отель не резервировал, машину не нанимал… – Она пожала плечами и закончила: – Очень вежливый, трезвый, спокойный…
– Вот-вот, – отозвался второй пилот. – Я таких знаю.
Глянув на свой инструмент, он размахнулся свободной рукой и резко хлопнул по двери.
– Мистер Аккерман! – позвал он. – Вы меня слышите?
Ответа из-за двери не последовало, но я находился достаточно близко, чтобы услышать, как упало сиденье унитаза и зажурчала вода.
Я не был знаком с мистером Аккерманом, но помнил, как он садился в самолет. Выглядел он как человек, который в прошлом мог быть профессиональным теннисистом в Гонконге, а потом занялся более крутыми делами. Золотой «Ролекс», белая льняная спортивная куртка; на шее – массивная золотая цепь из тайского золота, в руках – тяжелый кожаный портфель с наборным замком на каждом из многочисленных карманов и кармашков… И никаких признаков того, что он способен закрыться в туалете сразу после взлета и оставаться там в течение целого часа.