Проклятие дома Ортанов - стр. 13
«Вот сейчас обман и откроется! Стоит лишь настырному тупице открыть окна, как сразу выяснится, что я не вампирша, – с ужасом подумала Танва. При сложившихся обстоятельствах девушка не мечтала, а уже боялась разоблачения. – …И что тогда? Вельможа открыл мне слишком многое! Мне не уйти живой, ведь Ортанам не хочется, чтоб город узнал, что они якшаются с нежитью! Будь ты хоть мужик, хоть сам герцог, пред ликом Святой Инквизиции все равны! И что я сразу, дура, не созналась во всем?! Ну выпороли б, ну хозяин потом бы года два кровь портил! А теперь… теперь меня прирежут, меня просто прирежут!..»
– Ну, вот мы и испугались! – хмыкнул граф, заметив страх в глазах девушки, но неправильно истолковав его причину. – Не упрямься, Виколь, сделай мне одолжение! Мне так неприятно было бы тебя истязать! Скажи, где серьга? Куда ты спрятала Армантгул? Скажи, и я тут же тебя отпущу, слово Ортана!
Возникла пауза. Танва судорожно пыталась сообразить, что же ей делать, но, к сожалению, ничего не приходило в больную голову. Граф уже встал, граф уже сделал шаг к окну и вот-вот должен был распахнуть шторку. Разоблачение было неизбежно, но в этот миг на помощь белошвейке пришло само Провидение. В дверь постучали; громко, настойчиво.
– Я занят, потом! – крикнул Тибар, раздраженный бестактным вмешательством.
– Ваше Сиятельство, беда, ваш брат… – раздался встревоженный голос слуги.
– Дразмар! Что с ним?!
– Пропал, – донеслось из-за двери всего одно слово.
Уже не считая допрос пленницы столь важным делом, граф кинулся к выходу, чуть не сорвав дверной засов, распахнул дверь и тут же скрылся за нею. Танва осталась одна. Через пару секунд в замочной скважине вновь заворочался ключ. Девушка получила передышку, немного времени, чтобы придумать, как обмануть вельможу и выбраться из его дома живой. Надежды бежать не было: слишком крепкая дверь, да и на окнах решетки.
В заточении время тянется долго; пленнику кажется, что целую вечность. В голове девушки так и не созрел план побега, и ее и не посетила мысль, что сказать графу, чтобы остаться живой. Когда в двери вновь заскрежетал ключ, Танва перепугалась, закрыла глаза и уже в мыслях представила себе сцену разоблачения. Вот граф входит. Не тратя времени на пустые слова, отдергивает штору. Солнечный свет бьет ей в глаза, ослепляет. Когда же зрение возвращается, она видит перед собой бесстрастное лицо Тибара, держащего в руке кинжал. В его взоре нет ненависти, лишь искреннее удивление и сожаление; жалость к ней, случайно узревшей и услышавшей то, что никогда ни при каких обстоятельствах не должно было стать достоянием посторонних глаз и ушей. Граф мог бы испытывать сострадание к невинной жертве, по крайней мере, Танве так тогда казалось.
Однако реальность не соответствовала печальным картинкам, нарисованным девичьим воображением. Вместо старшего сына хозяина дома в комнату вошли двое слуг, одетых в темно-коричневые кожаные жилеты и с короткими мечами на боках. Не говоря ни слова, они грубо схватили Танву под руки и потащили к двери. Медвежья шкура, прикрывавшая прелестный стан, упала с обнаженного тела. Ее никто не поднял. Отчаявшуюся и уже не сопротивлявшуюся насилию девушку немного утешало, что ведущих ее в неизвестность мужчин совершенно не интересовала ее нагота. В их прикосновениях чувствовалась лишь грубая сила и стремление исполнить волю хозяина. Ни один из этой парочки не бросил на ее обнаженные прелести даже мимолетного похотливого взгляда.