Проклятие для ведьмы - стр. 35
– Пойдем, Марижа, – взял ее за руку Ларий.
– А твой дом? Твои родные? – спросила Марижа, повернувшись к нему.
– Их больше нет, – ответил он, глядя ей прямо в глаза. – Никого не осталось.
Марижа обняла его, деля общее горя напополам. И сказала, глотая слезы:
– Мы есть друг у друга. Это самый великий дар.
В ответ он поцеловал ее горько-соленым поцелуем, в котором умерла старая надежда, но зародилась новая, еще совсем робкая и несмелая.
Рука об руку вышли они из обгорелых развалин, и пошли вдоль улицы. Марижа старалась не смотреть на мертвые лица знакомых людей, глядящие на нее из-под завалов и золы. Она сосредоточилась на группке уцелевших селян, что собрались неподалеку от реки. Марижа хотела поскорее увидеть их, порадоваться, что жив еще кто-то. В ней жила надежда, что кто-нибудь из родных все же спасся, или, может, их кто-то видел.
Около берега собрались те, кто мог самостоятельно передвигаться, но не было никого без следов насилия, учиненного ведьмами. Какими глупыми они были, вдруг подумала Марижа с неожиданной вспышкой гнева. Как могли жить столь беспечно, прекрасно зная, что все случившееся вчера в Висле, происходило изо дня в день в других деревнях! Она сжала зубы и постаралась перебороть злость. Сейчас было не самое лучшее время для запоздалых сожалений.
Марижа прислушалась к разговорам. Над кучкой селян предводительствовала жена старосты – Ладния:
– Мы похороним всех мертвых – поступим по-людски, а потом каждый пойдет своей дорогой, ничем больше не связанный. А сейчас на нас долг памяти лежит!
Полноватая, всегда жизнерадостная и очень деятельная Ладния сейчас походила на скрученный осенний лист, оторванный от родного дерева. Она изо всех сил старалась не показывать своей боли по потерянному мужу и мертвым сыновьям и со всевозможным старанием взялась командовать над теми, кто остался в живых. А осталось их не более полутора десятков, если считать тех людей, что могли работать. К тому же почти все были женщинами – только троих мужиков оставили им ведьмы. Еще было столько же увечных и немногим меньше тех, кому до вечера дожить было не суждено. А ведь в Висле жило около полутора сотен крестьян!
Ее предложение не нашло ярых сторонников. Все люди стояли как пришибленные, каждый варился в собственном котле страданий.
– Ты сама подумай, Ладния! – воскликнул один из мужиков – Батой. Вынужденный возглас, чтобы все услышали, дался ему дорого. Он держался за бок, его рубаха была порвана, и в огромную дыру виднелся фиолетовый кровоподтек, занимающий всю правую сторону его тела. – Ну куда нам сейчас возиться с мертвыми? Здесь же теперь проклятое место! Отсюда уходить скорее надо! Разве сможем мы похоронить всех?
Но жена старосты уступать не собиралась. Она использовала влияние, наработанное за долгие годы жизни. Пожалуй, это было то немногое достояние, что у нее еще осталось.
– Хоронить надо не так уж многих. Почти всех мертвых пожрал огонь! К тому же мы не можем так бросить землю, на которой жили десятилетия и на которой рождались наши дети!
Больше Ладния не слушала никаких возражений. Она раздавала указания и трудилась, не покладая рук. Так в жизни Марижи началась самая страшная работа. Вместе с Ларием они вытаскивали из-под завалов мертвецов и несли их в назначенное место, где решено было похоронить всех скопом. Была здесь тетушка Мара, с развороченной грудной клеткой. И Марижа не могла не думать, глядя на мертвую соседку, что прими она всерьез слова Мары, Фафик был бы жив… А может, и матушка. Был здесь трактирщик Эйгол, которому выпустили кишки, и, пожалуй, только поэтому Марижа с Ларием смогли оторвать тяжелое тело от земли. Был здесь отец Лария. Им пришлось долго трудиться, снимая родича с острого конца расщепленной мощным ударом яблони, на который тот был насажден словно майский жук. Потом они умывали и оплакивали старого Факелу, отдавая ему последние почести. Маленькая Чикрия – босоногая озорница – смотрела в небо испуганным холодным взглядом… Марижа увидела в тот день еще много жутких ран. Мертвецы проходили через ее руки и каждый был увечнее другого.