Проклятая усадьба - стр. 42
– Так, один вопрос ясен. Значит, поздно вечером в парке объяснялись Кононов и Сургучев. И что было за объяснение?
– Ну, я дословно не помню… Но смысл был такой, что Аркадий Ильич нападал, а Сургучев защищался.
– Нападал? Обвинял его то есть?
– Ну да. Он примерно так говорил: зачем, дескать, Сургучев подсунул ему эту гадость? И вообще, как он смеет ему угрожать?
– А о какой гадости шла речь, ты не понял?
– Нет, этого я не знаю. Вот дословно передаю: «Как ты мог сунуть мне эту гадость?!» Так Аркадий Ильич говорил.
– А Сургучев что отвечал?
– Он вроде все отрицал. Возмущался даже. И все матом. Он вообще больше матом выражается. «Чё ты лепишь?! – кричал. – Ничего я тебе не клал! Больно надо!» А Аркадий ему про деньги, которые Сургучев ему вроде должен. «Отдавать, – говорит, – не хочешь, так теперь еще и угрожать мне вздумал!»
– То есть Кононов говорил о каком-то документе, в котором Сургучев ему угрожал?
– Ну, там слова «документ» не было. Но вроде так.
– А слово «записка» они случайно не говорили?
Водитель напрягся, пытаясь вспомнить.
– Записка, записка… Нет, ничего такого они не говорили.
– Кононов случайно не цитировал содержание полученной угрозы? Не было сказано таких слов: «Я этого так не оставлю»? А еще: «Ты за это поплатишься»?
Тут Семен Вихляев воодушевился.
– Да! – воскликнул он. – Было! Точно так он и сказал! Аркадий Ильич, значит. «Ты за это поплатишься». Так он говорил.
– А Сургучев, значит, все отрицал?
– Ну да. «Откуда я знаю, – кричит, – кто тебе ее подсунул? Это вообще не мой почерк! Да если хочешь знать, я вообще давно ручкой ничего не пишу. Это кто-то подставить меня хочет!»
– И чем их беседа закончилась?
– Чем закончилась? Они еще минут десять так ругались, потом Аркадий Ильич плюнул, сказал: «Да пропади ты пропадом! И не смей мне угрожать!» И ушел. А потом и Сургучев ушел. Ну, и я выждал, чтобы они подальше отошли, и тоже отправился спать.
Водитель договорил и вздохнул с облегчением, как человек, который выговорился и снял с души тяжелый груз, как человек, которому больше нечего скрывать. Однако Гуров так не считал.
– Ну вот, одну вещь ты мне рассказал, – произнес он. – Теперь давай рассказывай и остальное.
– Да что же еще?! – с возмущением воскликнул водитель. – Не было ничего больше!
– Нет, было! – твердо заявил Гуров. – Давай рассказывай про выстрел. Ведь вы оба – и ты, и охранник Егор – его слышали. Но оба скрываете. Ведь слышали?
– Откуда вы знаете? – спросил водитель. Он выглядел смущенным и растерянным.
– Да уж знаю. Есть у меня один свидетель. Так что давай рассказывай.
На самом деле он опять блефовал. Достоверно он ничего не знал. Однако днем, беседуя с охранником Егором Кошкиным, он обратил внимание на крошечную заминку в его ответе о том, что происходило ночью. И теперь такую же заминку допустил водитель. Это могло означать только одно: оба что-то слышали и не хотят об этом говорить.
– Давай, Семен, докладывай, – повторил сыщик. – Или мне за тебя рассказать?
– Зачем за меня? – пробормотал водитель. – Я и сам могу. Значит, я как раз спать лег. Тут Егор пришел: у него смена начиналась, и он зашел куртку взять. А то ночью прохладно бывает. Ну, он ее взял, еще меня спросил, как, мол, игра прошла… И тут грохнуло… там, в парке.
– Хлопнуло или грохнуло?