Произвол - стр. 69
Перед сном я иногда думала о своей прошлой жизни – восстанавливала в памяти те самые зарисовки, которые отчаянно зазубривала на Лубянке. Но они меня уже не вдохновляли. Они лишь напоминали, сколько всего я потеряла и насколько кошмарна моя новая реальность.
Мне довелось снова повстречать Наташу Рысакову – заключенную, с которой я плыла на пароходе в Игарку. В пасмурный ветреный день несколько мужских и женских бригад, в том числе и мою, отправили в карьер добывать гравий. Я не сразу заметила Наташу в толпе. Ее природная хрупкость больше не бросалась в глаза из-за мешковатой робы, а мягкие белокурые волосы были прикрыты меховой шапкой. Зато я признала широкую улыбку Наташи, да и ее живые голубые глаза выделялись на фоне унылой гулаговской серости.
– Как ты? – справилась я, пока мы работали в карьере бок о бок.
– На железке-то ничего, – рассеянно молвила Рысакова. Выглядела она еще хуже, чем в трюме, когда ее одолевала морская болезнь. – Спустя пару недель после прибытия в двадцатый ОЛП меня перевели в Ермаково, это в ста километрах от Игарки. Там сейчас строят крупный жилой поселок и новые лагпункты при нем. Хорошо, я к окончанию работ прибыла, не застала той дикости, с которой столкнулись первые заключенные. Людей привезли в чисто поле, представь себе. Жили в землянках, в палатках. Ты была права – самые что ни на есть первобытные условия… Зимой эти землянки с палатками утепляли снегом, чтобы не околеть, по весне вода стояла до самых нар. Первопроходцам всегда тяжелее.
– А сейчас как? – спросила я, встревожившись за ее здоровье. Вообще-то мне не следовало привязываться к кому бы то ни было в лагере – своих забот с лихвой хватало. Однако Наташа была исключением из правил.
– Лагпункты готовы, – сказала она. – Нас переселили в бараки, новеньких присылают. Расширяемся кое-как. Работаем кто на железной дороге, кто в станке – там еще много чего строить в ближайшие годы. Но вот как же меня угораздило попасть в этот адский карьер… Хуже работы не придумаешь…
– Наташа! – донесся крик. – Наташа, здравствуй!
Рысакова вздрогнула. Ей издалека радостно махал заключенный. Уперев лопату в камни и поставив ногу на полотно, он отчаянно старался привлечь ее внимание. Серая шапка-ушанка съехала набок, открывая взору отросшие блеклые волосы, на щеках мужчины темнела щетина.
– Здравствуй, Толя, – ответила Наташа и тут же отвела взгляд.
Он притворился, будто не расстроился из-за столь прохладного приема, и принялся отрешенно черпать гравий.
– Твой приятель? – предположила я.
– Нет, – отрезала она. – Он тоже живет в Ермакове, пересекаемся изредка, вот и здоровается.
– Думаю, у него есть иной мотив, – улыбнулась я, наблюдая за Толей, который до сих пор косился на блондинку. – Он тебе как?..
– Хороший парень, – передернула плечами Наташа, приняв равнодушный вид.
– Но? – Я по ее тону догадалась, что есть какое-то «но».
– Но… – растерялась она. Верно, придумывала на ходу. – Знаешь, он не в моем вкусе. Простоват, неумен. Нос картошкой…
Я еще раз посмотрела на Толю, но ничего подобного не увидела.
Объявили пятиминутный перерыв. А поскольку отдыха в карьере почти не предоставляли (за смену каждому нужно было загрузить по 30—40 грузовиков), мы с Наташей поспешили отойти в сторону костров. Не сговариваясь, одновременно вытащили из внутренних карманов припасенный хлеб и откусили по два раза. Жевали тщательно, глотали с горечью.