Происшествия, приключения, фантастика, фронтовые и исторические хроники. Книга 6 - стр. 4

Но вернемся к участку. Я не мог смириться, что там ничего нет, что он «пустой», и решил сходить еще раз, как бы мне не хотелось страдать от неприятной дороги (хотя слово «дорога» здесь совершенно неуместно).

– Сходи, – ответил он. И добавил: – И на правом склоне заверь.

И мы пошли… Вышли на то же место – там была характерная излучина петлей, отлично различимая на фотоснимке, особенно в 4-х кратную лупу, постоянно висевшую у меня на шнурке и опущенная в нагрудный карман энцефалитки. Во втором кармане я всегда носил плоский флакон из-под «Красной Москвы» с «Дэтой» (от комаров). Мы опять отобрали шлиховые пробы вдоль склона под аномальными участками и спустились к ручью. Промыли… И опять пусто! Ничего! Я опять расстроился… Но, «слезами горю не поможешь», и мы пошли обратно. Но километром ниже мы все же полезли на правый склон к намеченной на снимке фотоаномалии и даже долго искать не пришлось…

Наташа

Хорошо различимые на задернованной поверхности обломки магматических пород лежали прямо на поверхности. К сожалению, это была не брекчия, а кристаллическая порода, что исключало ее алмазоносность. Определив ее диаметр, четко прослеживающийся обломками и высыпками, мы набрали образцов и материала для промывки и спустились к ручью. В шлихах – зерна пикроильменита в «рубашках». Я повеселел и чуть ли не запрыгал к лагерю. Я порадовал Гену находкой, а начальника Лешу Тимофеева с новой найденной трубкой в Куронахском поле.

А назвал я ее – «НАТАША»!

Написав это магическое для меня слово – КОЛЫМА, – я не могу не посвятить этому региону хоть несколько строк. Слишком большое значение этот район сыграл в моей жизни, в моем становлении, моем опыте работ… Все регионы, в которых я затем работал – и горное Верхоянье, и сопки Сибирской платформы на реках Оленек и Анабар, я всегда сравнивал с Колымой. С проходимостью, бытом, охотой, рыбалкой. И понимал, что работать мне становится все легче и легче…

Кочкарник

Колымские болота!.. Кочкарник по речным долинам в пойме – 100 метров от стоянки на речке до склона… и я уже без сил… Кочки высокие, и если пробовать идти между ними, то постоянно садишься на попу, если пробуешь скакать по ним, прыгая с одной на другую, то соскальзываешь и, опять же, валишься. Это здорово выматывает.

На Оленьке ничего подобного я припомнить не могу. Кочкарник гораздо мельче и ходить по нему было гораздо легче. Но, по возможности, мы предпочитали передвигаться по галечнику высохших русел или по пабереге рек.

А в Верхоянье все долины были так засыпаны мелким щебнем алевролитов, что я постоянно думал, как просто было бы здесь ездить на Камазе или ГАЗ-69. Но это было невозможно, т.к. никакая машина не смогла бы подняться на перевалы, на которые карабкался наш старенький вечно перегруженный вездеход. Хотя на армейском Урале можно было бы и попробовать.

Верхняя граница древесной растительности

Склоны на Колыме, я работал в левобережной низменной ее части, тоже были в кочкарнике, но не таким высоким, как по долинам, но все равно неприятным. И были они сильно залесены. Помню, спускаясь с водораздела вниз по склону, мы подошли к границе леса и Шульгина пропустила меня вперед. Я посмотрел на вершину сопки напротив – как ориентир, и, опустив голову, чтобы не хлестали ветки, «врезался» в лес.