Происшествие в гостинице «Летучий Дракон». Призраки Крайтонского аббатства - стр. 6
Все эти старания клонились только к тому, чтоб пройтись по двору или постоять на лестнице «Прекрасной Звезды»; это был способ поклонения восхитительным глазам, виденным мною в этот вечер в первый раз, но забыть которые я не мог уже никогда, никогда! Попросту сказать, всё это я сделал в смутной, весьма смутной надежде, что те очаровательные глаза увидят безукоризненный наряд меланхолического раба их и сохранят образ его не без тайного одобрения.
Когда я кончал свой туалет, дневной свет окончательно померк, исчез последний отблеск солнца, на небосклоне водворились сумерки и стали постепенно сгущаться. Я вздохнул, сочувствуя грустно-мечтательному часу, и поднял окно, с целью выглянуть на двор прежде, чем сойду вниз. Я тотчас заметил, что окно, находившееся под моим, также было поднято, потому что до слуха моего ясно стал доноситься разговор между двумя лицами; только разобрать, что они говорили, я не мог.
Мужской голос поражал тою особенностью, что он в одно и тоже время был и глухой, и гнусавый. Разумеется, я узнал его без дальних околичностей. Отвечали тем сладким голоском, который, увы! оставил в сердце моём неизгладимый след.
Говорили с минуту, не более, потом мужской голос засмеялся, как мне почудилось, с сатанинскою злобою и я почти не слыхал его более: так далеко он отошел от окна.
Другой голос оставался ближе к окну, однако не так близко, как находился сначала первый голос.
Между разговаривавшими, очевидно, не происходило ничего, что изобличало бы спор или какой-либо повод к раздражению. Чего бы не дал я, чтоб между ними была ссора, – страшная ссора – а я бы выступил в роли покровителя и защитника оскорблённой красавицы! Как на зло, насколько я мог судить по тону голосов, долетавших до меня, они могли изображать собою в эту минуту самую мирную чету на свете. Немного погодя незнакомка запела преоригинальную песенку. Нужно ли говорить, что пение явственно доносится гораздо далее, чем разговор? Я отлично слышал каждое слово песни. Голос, если не ошибаюсь, принадлежал к числу пленительных меццо-сопрано; в нём звучала жилка драматизма и вместе с тем, показалось мне, легкий оттенок насмешливости. Я решаюсь привести топорный, но точный перевод этих слов:
– Довольно, сударыня! – вдруг произнес старческий голос со строгостью. – Не намерены же вы, надеюсь, забавлять своим пением грумов и трактирных слуг на дворе.
Женский голос весело засмеялся.
– Вам, видно, хочется покапризничать!
С этими словами, кажется, старик затворил окно. По крайней мере, оно опустилось с таким стуком, что удивительно, как стекла уцелели.
Из числа тонких преград стекло – самая действенная для звука. Я после этого уже ничего не мог слышать, даже глухого отголоска беседы на нижнем этаже.
А какой дивный голос был у графини! Как он замирал и, снова постепенно усиливаясь, дрожал в воздухе густыми, богатыми звуками! Как волновал он меня, как глубоко трогал! Какая жалость, что грубый старый ворон имел право заглушить эту соловьиную песнь своим карканьем!