Прогулки по чужим ночам - стр. 14

– Кретинка! Немедленно в машину! Лиза, ступай домой, тебе только контакта не хватало.

– Но…

– Я сказал, иди домой. Ирка, а ты в машину, сию секунду.

– Берете девочку – платите.

Мы оглядываемся на голос. Парень молодой, прыщавый и смуглый, акцент не оставляет сомнений в его принадлежности к «лицам кавказской национальности». Пес приблудный.

– Иди-ка ты отсюда подобру-поздорову, пока можешь. – Рыжий в таком состоянии способен вытворить что угодно. – Надеюсь, ты русский язык достаточно хорошо понимаешь?

– Я тебе сейчас…

– А знает ли Деберц, что ты подсунул ему гнилой товар? – Я умею разговаривать с такими. – Или мне лично следует его поздравить?

– Что ты хочешь?

– Забудь о том, что ты видел эту женщину. Она у тебя больше не работает. И вали отсюда, пока мой приятель держит себя в руках.

Надо сказать, парню не пришлось повторять дважды.

Загудел мотор, Рыжий увез Ирку. Как она там говорила – Деберц ругался из-за того, что кто-то сбежал из машины? Ставлю сотню против одного, что речь шла о моем знакомце Андрее. Мир тесен, как корсет у толстухи. Надо же! Кстати, а кто такой этот Деберц? Впрочем, неважно.

Я очень рано помню себя. Первые мои воспоминания – большая спальня с рядами одинаковых кроваток, большие окна и неуютно холодный пол. Какие-то женщины в белых халатах моют полы, а около стен – стеллажи с игрушками и колючая вода в душевой. Запах кухни и хлорки в коридоре. Детский дом – вот это и есть мои первые воспоминания, и потом тоже.

Наверное, мне повезло немного больше, чем остальным – родившая меня женщина пожелала дать дочери имя и фамилию, так что по документам я – Элиза Игоревна Климковская. Если посмотреть на то, какие имена и фамилии дают другим детям из приютов, мне с этим тоже повезло невероятно. На мне не было этой печати казенности, брошенности, а имя Элиза странное, но «домашнее», такие имена дают только родители. Почему мать бросила меня? Я не знаю и по сей день, как и того, кто она такая.

Возможно, мне и в другом повезло – мне досталась светлая голова, неплохая внешность и бешеный характер, иначе я бы попала на панель, так же как Ирка, но об этом как-нибудь потом. Я знаю одно: с первой минуты моей жизни судьба баловала меня – насколько можно баловать брошенного ребенка. Сначала я попала в дом малютки, потом в другой, потом кочевала из интерната в интернат – я даже не заморачивалась запоминать их, потому что они все были одинаковые: серые, с запахом кухни, хлорки и клея. И одежда всегда была одинаковая – вылинявшие платьица, кем-то давно изношенные, сухое от крахмала белье, исцарапанная растоптанная обувь.

А еще у меня был Медвежонок. Я уже не помню, в каком именно приюте я его присвоила, но запомнила, как он стоял среди других игрушек, оранжевый пластмассовый медвежонок с круглыми, словно удивленными глазами. Эти глаза, какие-то беззащитные, тронули меня до глубины души, и я взяла его, а когда прозвучала команда: «Поставить игрушки на места!», я даже и не подумала выполнить ее. Воспитательница силком отбивала его у меня из рук, но после того уже никто не смел брать Медвежонка, я выдирала его у врагов, не жалея кулаков. В конечном итоге Медвежонка мне все-таки отдали в полное частнособственническое владение – когда переводили в другой приют. И тогда я поняла: если долго и упорно гнуть свою линию, то все получится.