«Прогрессоры» Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу! - стр. 9
– Потому что, сынок, это ведь вовсе никакие не уголовники. И говорят по-немецки…
– Когда я сел, один из них еще сказал по-немецки, что я «готов».
– А потом посветил фонариком и понял, что надо добивать, – неприятно усмехнулся папа. – Кстати, а как твоя печень?
– Еще болит…
Бок вздулся, внутри сильно болело. Папа засуетился, где-то у него лежала на такие случаи припасенная левомициновая мазь. А дедушка, как всегда, стал с папой яростно ссориться:
– Левомицин?! Что такое левомицин?! Мазать надо гусиным жиром!
– Папа, не выдумывай, ничего нет хорошего в твоих гусях.
– В моих?! Мальчишка, ты сказал отцу «в моих»?!
– Ну не в моих же…
– Гусь – это еда! Гусь – это шкварки! Гусь – это перина! Гусь – это спасение!
– Гусь – это клопы…
– Какую ерунду ты несешь!
– Разве нет? Подушка набита гусиным пухом, а из нее лезут клопы… светлый образ местечка…
– Гусь – это способ лечиться!
– Все равно нет тут никакого гусиного жира. Сынок, наклонись немного, смажу бок.
– Нет гусиного жира?! Конечно нет! А не надо было ехать в Ленинград! Я говорил, что ничего хорошего не получится из Ленинграда!
– Ага, надо было подыхать с голоду в твоей Касриловке.
– Не смей называть так Шепетовку! В ней не зашибали людей в подворотнях. Это в Ленинграде такая мода – убивать в подворотнях живых людей!
Петя знал – Касриловку придумал писатель Шолом-Алейхем. Смешную и нелепую Касриловку, пародию на еврейское местечко. Папа ругает Шепетовку Касриловкой потому, что терпеть не может сельской жизни. Папа любит машины, работу турбин и движение. А дед любит гусей, огород, неторопливые беседы с соседями. Он не хотел уезжать из Шепетовки.
– Сынок… – тихо позвал папа Петю. – Сегодня у меня на работе взяли Бориса Моисеевича… За что – не говорят, но знаю точно – это очень порядочный человек. Очень приличный.
Папа помолчал, раскуривая папиросу. Лицо у него было строгое и в то же время грустное.
– Сынок, а давай ты уедешь из Ленинграда на несколько дней? У нас есть дальний родственник в Белоруссии. Мы никогда не виделись, но он тебя примет. Денег я дам… Посиди там.
Несколько минут Петя переваривал… Надо же… Как же испугался за него отец, если предлагает такое!
– У меня ведь экзамен послезавтра. А если оставят на кафедре?
Помолчали.
– То, что случилось, – намного важнее экзамена. Я очень не хочу тебя потерять.
– Я подумаю.
Произнося эти слова, Петя с удивлением понял, что готов послушаться папу. Он и на самом деле подумает. Что-то слишком уж странное и страшное начало происходить в его жизни.
Петя еще не знал, что на раздумья времени не будет. Время на раздумье было поздним вечером, когда папа заговорил о бегстве… Этого времени было совсем немного. Если бы Петя решился бежать и вышел бы из квартиры под утро, часов в пять или в шесть, он успел бы на утренний поезд. Тогда у него тоже были бы приключения, но совершенно другие.
Но Петя тянул… хотел подумать… Петю слишком интересовали отвлеченные вещи, чтобы он умел быстро принимать решения, касающиеся лично его. А утром, уже в семь утра, в дверь квартиры ударил звонок: решительный такой звонок, хозяйский. В семь часов утра квартира как раз приводила себя в порядок, чтобы разойтись по местам службы. Орало радио, рассказывая о достижениях строителей коровников на Украине и о подвигах пограничников: задержали еще нескольких шпионов. Открыла жена Запечкина и расплылась: бравый военный поднес руку к краю фуражки, спокойно-деловито выяснил, кто тут Кац. Он подал повестку, велел расписаться…